Быт или не быть?
Хочу, чтобы вы были без забот (1 Кор. 7:32).
 Среди предложений, надолго “прославивших” имя о. Александра Шмемана, была идея отменить исповедь перед Причастием. Он развивал эту мысль в своем ключевом докладе 1971 г. Синоду “Американской автокефальной церкви”, в том же году, кстати, учрежденной его собственными усилиями.
Как часто бывает с модернистскими идеями, аргументация о. А. Шмемана не менее разрушительна для Церкви, нежели само предложение упразднить Исповедь. Он считал, что Исповедь должна быть упразднена, потому что преграждает путь христианину к Таинству Причастия. В Православной Церкви миряне причащаются не за каждой Литургией, в отличие от священников, которые “почему-то” воспринимаются как в особом смысле посвященные Богу. Это тоже неприемлемо для о. А. Шмемана, поскольку противоречит исповедуемому им протестантскому – непосредственно Лютеровскому – учению о “всеобщем священстве верующих”.
Помимо опоры на это известное отклонение от Церковного учения, о. А. Шмеман подводит и как бы мировоззренческую основу под свое революционное предложение. Он рассуждает так: человек есть существо цельное, и христианин – христианин во всем, что бы он ни делал: молится ли он или работает, верует или учится в университете, постится или смотрит телевизор. О. А. Шмеман дает совершенно вздорное определение того, каковы основные стороны человеческого существования: для него это семья, работа, образование, наука, искусство и т.п. Все эти стороны жизни, якобы, должны быть связаны с верой и укоренены в ней.
Разделение между мирским и священным, земным и Церковным о. А. Шмеман именует “секуляризмом” и объявляет внутренней проблемой Церкви, ее, можно сказать, грехом. О. Шмеман дает свое собственное определение “секуляризма” (обмирщения): это когда мирская сфера жизни мыслится как автономная, руководимая своими собственными ценностями и принципами, отличными от религиозных. Против такого “секуляризма” и борется о. А. Шмеман, попутно сокрушая и Христианскую веру.
А между тем, согласно общепринятому значению слова “секуляризм” – это мировоззрение, основанное на той посылке, что религия и все религиозные соображения должны игнорироваться или намеренно искореняться (Merriam-Webster). Достаточно вспомнить здесь большевистский декрет “Об отделении Церкви от государства”, который, вопреки названию, предполагал не отделение, а уничтожение Церкви.
Сам о. Шмеман в молодости, в своей книге “Исторический путь Православия”, осуждал Христианское государство и Церковь за “цезаропапизм”, и следовательно, хотя бы приблизительно сознавал, что такое секуляризация в прямом смысле слова. 20 лет спустя он импровизирует уже на другой мотив: только современное общество является секулярным, а до XX века – то есть на протяжении полутора тысячелетий “цезаропапизма” – Православие знало иной, несекулярный, тип общества.
А между тем, везде на протяжении веков мы наблюдаем отдельность светского от церковного. Мы уже не говорим о том, что, согласно Св. канонам, духовенство не имеет права заниматься мирскими и военными делами, торговлей, хирургией, выступать в частных делах перед судом, участвовать в делах политических. Уже одно это говорит о том, что не все области работы, науки и культуры могут быть укоренены в вере. Посмотрим на Древнюю Русь, где существовали два разряда судов и два разряда законов: светских и церковных, да и везде в истории Христианства мы видим непереходимую границу между Церковью и миром. Так где и когда православные жили в несекулярном обществе? На Руси Алексея Михайловича после Уложения? При Петре Первом? При Екатерине? Или, может быть, под монгольским или турецким владычеством?
Только национальное государство Нового времени стало систематически и по принципиальным соображениям переходить границу между Церковью и миром, усваивая себе церковные прерогативы и захватывая церковное имущество. Современная медицина, естественные науки с их экспериментальным методом, современная классно-урочная система образования, Академии и университеты – никогда, со времени своего возникновения в XVI-XVII веках, не руководились христианскими ценностями и принципами. И по странному совпадению в это же время выходит на сцену протестантизм и религиозный модернизм, который призывает относиться религиозно к этим патологическим формам цивилизации.
Быт, как охватывающий человека целиком, о. Шмеман признает имеющим религиозное значение, а жизнь по вере и заповедям через участие в Таинствах он объявляет “номинальным” Христианством, и поэтому – религии чуждой. Вполне логично, что о. Шмеман в том же докладе объявляет несоответствующими религии просьбы о помощи, обращаемые христианами к Спасителю, Божией Матери и святым.
Если, по слову св. Григория Богослова, любомудрствовать о Боге можно не всякому. Да! не всякому. Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле!.. Когда же можно? Когда бываем свободны от внешней тины и мятежа, когда владычественное в нас не сливается с негодными и блуждающими образами, как красота писмен перемешанных письменами худыми, или как благовоние мvра смешанного с грязью,- то модернизмом предлагается противоположная заповедь: богословствовать может всякий, и особенно тот, кто обременил и загрязнил свой ум мирскими заботами, внешней тиной и мятежом этого мира. Чем загрязнил? Тем, что придал мирским заботам – семье, работе, образованию, науке, искусству и т.п. – неподобающее им религиозное значение.
Земную жизнь и быт о. Шмеман хотел внести в Церковь, понимая свою миссию как смешение священного с несвященным, для того и предлагал отменить Исповедь.
Религия, таким образом, вносится в быт, но какой ценой! Ценой упразднения религии – в самой религии, потому что такова неизбежная плата за попытку разрушить преграду между Церковью и миром, исходит ли она от мира или от Церкви.
Время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего (1 Кор. 7:29-31).
Р.А. Вершилло |
