Обновленчество под маской «миссионерства» (часть1)
Николай КАВЕРИН
 Испытанным приемом современных PR-технологий является «протаскивание» определенных одиозных доктрин, идеологических концепций и действий, давно дискредитировавших себя в глазах большинства, под совершенно иными наименованиями и в рамках новых информационных программ, иногда специально созданных для продвижения этих явно «непроходимых» или непопулярных проектов. Например, открыто разместить у границ РФ радары и ракетные комплексы, нацеленные на российские стратегические объекты невозможно: тут же с российской стороны появятся нацеленные на стратегические объекты США новые боевые комплексы. Но если назвать те же самые радары и ракеты как «имеющие исключительно антитеррористические цели», не посягающие на безопасность РФ, то даже среди истеблишмента в самой России найдутся те, кто будет с пеной у рта успокаивать общественное мнение у нас в стране, что нам не только не cледует бояться этой «антитеррористической» подготовки у наших границ, но самим стоит активно содействовать этой «гуманной» акции, перенацелив свои стратегические ракеты на мнимых террористов с юга с целью защиты всего прогрессивного человечества.
И под личиной этой борьбы за счастье и безопасность процветающего Запада мы должны будем отказаться от защиты собственных национальных интересов. А в это время в рамках некоей новой «Концепции миссионерской деятельности НАТО-ПАСЕ-ОБСЕ» нам будут навязывать различные сценарии оранжевых революций и «миссионерских» гей-парадов.
I.
16 ноября 2007 года в рамках V Международной богословской конференции «Православное учение о церковных Таинствах» состоялся круглый стол на тему «Церковно-практические аспекты православной сакраментологии» под председательством митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла.
Идеи, с которыми выступили некоторые участники круглого стола, кажутся весьма странными, и создается впечатление, что в Церкви готовится бархатная реформация. Был поставлен под вопрос ряд традиционных литургических норм, сложившихся в Русской Православной Церкви: практика соединения Таинств Покаяния и Евхаристии, говения и вычитывания трех канонов (что, якобы, невозможно при частом причащении), «авторитетность» утреннего и вечернего молитвенных правил. Предложения по реформе богослужения, прозвучавшие на этом круглом столе, уже на следующий день обрадовали комментаторов радиостанции «Эхо Москвы», никогда не отличавшейся какими-либо симпатиями к РПЦ.
На этом круглом столе в обсуждении проблем оглашения, катехизации, подготовки к причащению, исповеди, принимал участие священник-обновленец Георгий Кочетков, а также епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев), который предложил ряд радикальных богослужебных реформ и поднял вопрос об использовании русского языка в богослужении. Епископ предложил продолжить дискуссию о богослужебном языке, которая, как он выразился, «неудачно стартовала в 90-х годах». Заметим, что «неудачно» эта дискуссия стартовала в 90-х годах для московских неообновленцев: народ церковный единодушно отверг даже саму идею о русификации богослужебных текстов, расценив «реформаторскую деятельность священника Г. Кочеткова как антиправославный модернизм, сеющий огромный соблазн в душах верующих чад нашей Церкви.., как нарочитую профанацию православного богослужения», — было сказано в 1994 году в Обращении священнослужителей и мирян Русской Православной Церкви к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II.
В том же «Обращении» говорилось: «Наше церковнославянское богослужение является драгоценной жемчужиной Православной Церкви. Уже в течение тысячи лет оно просвещает православный мир и души верующих. Отсюда закономерна забота о бережном хранении этого святого достояния, и долг — в неискаженном виде передать его в наследие нашим потомкам, не приспосабливая святые богослужебные тексты, лукавомудрствуя о якобы их “непонятности” и “мертвости”, к мирским звукам повседневной речи современного секуляризованного общества». И в заключении этого «Обращения», не потерявшего своей крайней актуальности и до сего дня, московское духовенство обращалось со следующими словами к нашему Патриарху: «Зная Вас как ревнителя святоотеческих и литургических традиций, смиренно просим Ваше Святейшество во избежание новой церковной смуты пресечь губительный и соблазнительный богослужебный модернизм».
И, слава Богу, Святейший Патриарх пресек в 90-е годы попытки изменить дорогое сердцу каждого православного церковнославянское богослужение. Но вот, спустя тринадцать лет из уст епископа звучит призыв продолжить то, что «неудачно стартовало в 90-е годы».
Следует ясно осознавать, что если люди, даже ради неких просветительских или «миссионерских» целей, начнут молиться по-русски (на богослужении, или у себя дома), то они никогда уже не смогут вернуться к церковнославянскому языку. Именно понимая эту истину, «миссионеры» из Свято-Данилова монастыря на одной из своих конференций православных молодежных лидеров, рекомендовали «создание особого краткого молитвослова на русском языке для новоначальных молодых христиан». Поэтому в целях противодействия реформации нашего богослужения первостепенной задачей является обязательное изучение на приходах, в воскресных школах и дома языка церковнославянского — языка молитвы и общения с Богом. А без церковнославянского языка не может быть и подлинной церковности, ибо православное богослужение и богослужебные книги на церковнославянском языке преисполнены догматического научения, нравственного наставления и благодатного одушевления. К тому же церковнославянский язык является залогом единства Русской Церкви на огромных просторах ее служения. Стремление к замене традиционного церковнославянского языка богообщения на иной, — это, очевидно, симптом того, что произошли некие духовные повреждения не только в благочестии, но и в вере. Изменение богослужебного языка неизбежно повлечет за собой изменение духовного состояния народа. Православные люди в славянском языке слышат молитвенный голос своих отцов и дедов — Святой Руси, Церкви Православной в ее тысячелетней истории — и сливаются с ним в единстве молитвы всей России и всех славян, в единстве веры и любви. Церковнославянский язык — богослужебный язык Русской Православной Церкви и он остается живым языком для подлинных чад церковных.
Кроме того, церковнославянский язык есть словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Церкви, как многие храмы и иконы. Поэтому хранение церковнославянского языка, освященного веками молитвы, должно быть долгом Русской Православной Церкви. Для большинства верующих предложение перевода богослужения на русский язык означает посягательство на святыню и вызывает поэтому однозначную и весьма резкую реакцию.
Без церковнославянского языка деградирует очень скоро и язык русский, который и сохраняется только благодаря богослужебному славянскому языку. Как писал М.В. Ломоносов, «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет».
Однако не только вопрос использования русского языка в богослужении был поднят на круглом столе епископом Иларионом. Он предложил и ряд других реформ литургической практики Русской Православной Церкви, объявляя их почему-то «миссионерскими». Следуя странной логике его Преосвященства да и других реформаторов, чем более «миссионерской» является епархия (приход или община), тем меньшая молитвенная и духовная подготовка требуется от желающих причаститься Святых Таин. Да и вообще в последние годы слова о «миссионерстве», «миссионерском контексте», «миссионерском подходе», «миссионерских епархиях», «миссионерском служении» и т.п. часто служат прикрытием для прямой борьбы с православными церковными традициями, для реформации Церкви, ибо на поверку иные «миссионеры» оказываются обыкновенными обновленцами.
Особенно настораживает то, что свою частную «миссионерскую» облегченную литургическую практику владыка Иларион рекомендует всей Русской Церкви. Именно так и можно понять его предложения, если прослушать внимательно выступление епископа:
«Вопрос подготовки к Причастию. Существует такое правило, скажем, неписанное, что к Причастию должны допускаться только те люди, которые накануне были на всенощной. У нас в венском Свято-Николаевском соборе на литругию в воскресенье бывает, скажем, 300 человек, из них причащаются человек 250. На всенощном бдении накануне бывает человек 50. Это значит, что лишь 1/6 часть из тех, кто приходит на литургию и причащается, посещает всенощное бдение. Можем ли мы ставить вопрос об обязательности присутствия на всенощном бдении?» — вопрошает епископ Иларион.
Не только можем, но и должны ставить!
Снятие этого вопроса с повестки дня привело бы к существенному искажению сложившейся в течение многих веков литургической практики Русской Церкви, изначально исходящей из понимания вечернего богослужения (например, всенощного бдения), часов и литургии как единого целого. Разделение этого цельного богослужения на «вечернее» и «утреннее» произошло не сразу, а впоследствии, исходя из изменившегося уклада жизни прихожан (впрочем, в некоторых обителях практика этого единого богослужения сохранилась и поныне). Разделение единого цельного богослужения на вечернюю и утреннюю «части» не предполагает утраты вечерней как, якобы, малозначимой. Это — идеал, имеющий силу как для клира, так и для мирян. Разумеется, Церковь должна стремиться к идеалу, а не уходить от него, «подстраиваясь» под нерадивых, ленивых или под неофитов. Церковью установлен суточный круг богослужения, и желающий причаститься должен (хотя бы в виде говения, предшествующего Таинству Евхаристии) этот суточный круг прослушать, как минимум начиная с утрени. Поэтому тот, кто не был на утрени данной литургии, составляющей с литургией единое целое — сокращенный суточный круг, — мало чем отличен от человека, желающего причаститься и приходящего в храм к самому концу литургии перед выносом Святой Чаши. Мы уже не говорим о практике говения перед Причастием (поста и регулярного посещения богослужений всей седмицы), о чем писано в 32-й главе Типикона. В данном конкретном случае (практике, сложившейся в Свято-Николаевском кафедральном соборе Вены) носителями вышеупомянутого исконного идеала суточного богослужебного круга являются как раз эти 50 человек, которые исправно приходят как на вечернее богослужение, так и на литургию. Поэтому, прилагая все архипастырские усилия, следовало бы в Венской и Австрийской епархии осторожно начать просветительскую работу с каждой семьей (и аще возможно, с каждым прихожанином), которая причащаясь Святых Христовых Таин, не приходит на всенощную. Целью этой просветительской работы должно быть донесение до сознания каждого причащающегося прихожанина истины об обязательном молении за всенощным бдением накануне Причастия. Другими словами, задача заключается в постепенном восполнении числа тех, кто молится перед Причастием за всенощной, а не в отмене ее как таковой.
Тут уместно вспомнить случай из жития великого святителя XX века Иоанна Сан-Францисского. Когда его прихожане, вместо того, чтобы быть на воскресной всенощной, посещали некие увеселительные мероприятия, то сам святитель с архиерейским посохом в руке неожиданно для всех пришел в это место увеселения, молча обошел зал с притихшими ряжеными, и также молча вышел, обличив таким образом своих прихожан в охлаждении любви к храму Божию. На следующий день святитель Иоанн издал Указ о недопустимости участия в развеселениях в канун воскресных и праздничных служб. Почему бы владыке Илариону не воспользоваться этим случаем из жизни святого угодника Божия в качестве примера для подражания? Ведь и апостол Павел призывает к тому же: «Поминайте наставников ваших, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7).
Да и вообще вопрос, поставленный епископом Иларионом, просто надуманный. Слово «епископ» означает «блюститель» — блюститель как веры православной, так и благочестия и литургической дисциплины паствы в вверенной ему епархии. Что же стоит епископу Илариону как блюстителю Венской епархии обратиться к своей возлюбленной трехсотенной пастве с епископской кафедры с архипастырским назидательным словом: «Братья и сестры! К причастию подходят только те, кто вчера был на всенощной»? Или, для вящей ясности: «Liebe Brüder und Schwester, sehr geehrte Kirchgängerinnen und Kirchgänger! Die heilige Kommunion dürfen nur diejenigen empfangen, die gestern an der Abendgottesdienst teilgenommen haben. Amen».
Мы не сомневаемся, что эта красноречивая миссионерская проповедь вкупе с высокой образованностью владыки Илариона способны будут переломить ситуацию в венском Свято-Николаевском кафедральном соборе в пользу большей посещаемости всенощных.
Далее в своем слове на круглом столе епископ Иларион приводит другие «трудности» и неурядицы из его зарубежной «миссионерской» деятельности, которые почему-то преподносятся им как проблемы, присущие всей Русской Православной Церкви:
«Получается, — говорит Владыка, — мы ставим столько препон на пути человека к Причастию вот этими правилами: обязательная всенощная, пост перед Причастием, надо вычитывать три канона. А вот, например, в Венгрии у нас эти канонов нет на венгерском языке. Как их будут люди вычитывать, если их нету? Учить славянский язык?»
Неужели, Владыка, трудно найти в Венгрии переводчика и издать книжицу с тремя канонами тиражом 100 экземпляров?
Трудно себе представить, чтобы, например, выдающийся миссионер, просветитель самураев святитель Николай Японский выступал в Святейшим Правительствующем Синоде в Санкт-Петербурге («круглых столов» тогда еще не было) с предложением отменить для всей Российской Православной Церкви не только три канона, служащие для подготовки к Причастию, но и весь корпус православных богослужебных книг, на том основании, что таковых не обретается на языке японском.
Но вернемся к церковнославянскому богослужебному языку, который так мешает владыке Илариону в его, как он выражается, «миссионерском контексте». Епископ заявляет: «Те богослужебные тексты, которые употребляются у нас, скажем каноны на Пятидесятницу, даже тот же Великий Канон Андрея Критского, даже если вы его переведете на русский язык и прочитаете, он все равно на слух не будет воспринят людьми стопроцентно, потому что та ментальность, к которой апеллировали авторы этих текстов, когда в этом Великом Каноне упоминаются имена, из которых мы половину не помним, что делали эти люди. Почему они являются образами?».
Здесь мы подходим, вероятно, к самому главному в выступлении епископа Илариона на круглом столе. Владыка констатирует чрезвычайную сложность для понимания Великого покаянного Канона преп. Андрея Критского. Разумеется, для людей, только что пришедших в Церковь, Канон сей сложен. Для его восприятия на слух необходимо хорошее знание Библейских текстов. Поэтому на повестке дня стоит задача издания данного Канона на церковнославянском языке с подробными комментариями и массовым тиражом. Но что предлагает вместо этого епископ Иларион? Во-первых, он признается, что Канон ему не полностью понятен, особенно имена библейских персонажей, хотя собственно библейская история изучается на первом курсе семинарии. Во-вторых, здесь как бы невольно епископ Иларион проговаривается о дальнейшем плане своих действий. Даже если Великий Канон перевести на русский язык, то, по мнению венского епископа, он все равно будет до конца не понятен. Следовательно, будет напрашиваться вторая стадия «препарирования» Великого Канона. К чему она будет сводиться — мы можем только догадываться, но скорее всего, речь пойдет либо о вольном изложении отдельных тропарей Канона на русском языке, либо даже об опущении некоторых имен библейских персонажей в отдельных тропарях.
Но тогда это будет уже не Великий покаянный Канон преподобного Андрея Критского, а покаянный канон преосвященнейшего Илариона Венского.
Что же касается канонов праздника Пятидесятницы, то признаемся: они трудны для «стопроцентного» понимания на слух. Но трудны они по одной простой причине: эти каноны представляют собой высочайшие по своей глубине богословские трактаты о Тайне Пресвятой Троицы и Ее Божественных Лиц в действии. И на русском языке они останутся также затруднительны для «стопроцентного» понимания, ибо Тайна Пресвятой Троицы может приоткрываться только очищенному от страстей уму. Почитайте труды святителей Афанасия Александрийского, Василия Великого или Григория Назианзина. Обрящем ли «стопроцентное» восприятие этих трактатов о Троице Единосущной и Нераздельной? Но это не снимает с повестки дня задачу донесения истин о Святой Троицы до сознания широких масс верующих. Другими словами, здесь стоит аналогичная задача: издание на церковнославянском языке отдельными брошюрами богослужения на св. Пятидесятницу (включая коленопреклонные молитвы).
II.
Здесь следует еще и еще раз напомнить читателям, что в 1920-е годы именно коноводы обновленческого движения священники А. Введенский, И. Егоров, Е. Белков, епископ Антонин (Грановский) и другие реформаторы и борцы с «реакционной черносотенной Тихоновской Церковью» ратовали за русский язык в богослужении. И не только ратовали, но и вводили его в обиход ради «миссионерских целей» (в том, что все эти радетели русского богослужения считали себя истинными миссионерами, сомневаться не приходится).
Вот что писал, например, талантливый «миссионер» епископ Антонин (Грановский): «Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка...».
Или такие сетования Антонина на препятствия, чинимые его «миссионерскому контексту»: «Тихону ненавистны наши богослужебные порядки, он душит в нас ту свежесть обряда, который мы дышим и живем. Он наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства. И мы отходим от его злобы, отрясая прах его от своих ног. Во имя мира и для единения в духе любви мы не должны, в угоду тупости Тихона, отказаться от русского языка богослужения, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон неправ, сто раз неправ, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими, и мы во имя священного воодушевления своего, во имя жизненной и нравственной правоты своей, не можем уступить ему и сдаться. Это значило бы потворствовать человеческой близорукости, узости, обскурантизму, корыстничеству и отдавать правду и свежесть Христову на попрание отупевшему поповству».
Или вот такие обвинения Патриаршей Церкви в «антимиссионерской» деятельности: «Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».
Разве не созвучны эти слова епископа Антонина недавнему высказыванию его духовного преемника — священника Георгия Кочеткова (также, кстати, «миссионера»!): «Мы не собираемся никому ничего навязывать. Но тот, кто считает нужным служить по-русски, будет это делать, даже если ему это запрещают. Я знаю множество священников, которые поступают именно так» («Кифа», 2007, № 16).
А вот как описывалось в одной из провинциальных газет «миссионерское» богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году: «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать “паки и паки”, “иже”, и “рече”. Все от начала до конца по-русски, вместо “живот” говорят “житие”. Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма».
Сам Антонин заявлял в 1924 г.: «Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств — крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия». (Антонин распространял кощунственную идею о «негигиеничности православного способа причащения мирян» с помощью лжицы.)
Также и другой лидер и идеолог обновленчества 1920-х годов священник А. Введенский предлагал настоящий «миссионерский литургический прорыв»: «мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение, ...родной язык взамен обязательного языка славянского». В программе церковных реформ Группы духовенства и мирян «Живая церковь» первым параграфом выдвигалось следующее «миссионерское» требование: «Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения». В четвертом параграфе этой программы декларировалось«приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий».
Есть в полемике с обновленцами XX и XXI века и мистическая составляющая. По словам Иоанна Вишенского, афонского подвижника, жившего на рубеже XVI–XVII веков, обличителя латинства, «диавол славянского языка ненавидит». Ярким подтверждением слов Иоанна Вишенского является случай из недавнего прошлого нашей Церкви, когда безбожные гонители пытались стереть ее с лица Русской земли. В 1928 году Антирелигиозная комиссия при ЦК ВКП(б) рассматривала ходатайство обновленцев об издании молитвослова на русском языке (ну точно, как предложение современных «миссионеров» из Свято-Данилова монастыря об издании русскоязычного молитвослова), тогда как к этому времени Патриаршая Церковь не имела возможности издавать никаких богослужебных книг. В прениях по этому вопросу один из членов антирелигиозной комиссии, известный идеолог антирелигиозной пропаганды и гонитель Церкви Е. Ярославский (Губельман) заявил, что «не возражает против издания небольшого тиража молитвенника на русском языке», мотивируя тем, что «богослужение на русском языке теряет свою обаятельную мистику». Очевидно, что бесы в лице красных комиссаров, специализировавшихся по борьбе с Православием, прекрасно понимали мистическую силу языка церковнославянского, бегали ее и трепетали.
Но забыта, видимо, печальная история обновленчества 1920-х годов с его «миссионерским контекстом», поддерживаемым комиссарами совдепии, и поэтому на круглом столе 2007 года прозвучали такие смелые «миссионерские» слова: «Стоит только кому-нибудь сказать: неплохо было бы обсудить вопросы языка, музыки, тут же найдутся те, которые назовут его криптокатоликом, криптообновленцем…»
Так не лучше ли, во избежание подозрений кого-либо в криптообновленчестве и криптокатоличестве, прекратить впредь поднимать в Русской Церкви надуманные вопросы богослужебного языка (на церковнославянском русские люди молятся уже свыше тысячи лет)? Читать далее |
