Сверхчастое причащение и обновленчество (часть2)
Священник Игорь БЕЛОВ, Николай КАВЕРИН
Журнал "Благодатый огонь" Номер 16,2007 год
 Ответы совопросникам
Остановимся теперь на том, почему современные обновленцы считают невозможным говение перед причащением: тем самым якобы нарушаются 64-е Апостольское правило и 18-е правило Гангрского Собора, запрещающие поститься в субботние и воскресные дни. В отношении толкований канонических правил современные обновленцы поступают так же, как протестанты в толковании Священного Писания. Совершенно не интересуясь, как эти правила истолковывали авторитетные канонисты (напр.: Феодор Вальсамон, Никодим (Милаш) и др.), они сами начинают толковать их, вырывая отдельные фразы, не соотносясь с общим контекстом, историзмом и основным назначением того или иного канонического правила. С таким подходом к толкованию канонов можно доказать либо опровергнуть любую бредовую идею, выгодную для реформаторских целей. Действительно, 64-е Апостольское правило и 18-е правило Гангрского Собора отменяют пост в субботние и воскресные дни (кроме Великой Субботы). Но понятие «пост» в древности имело несколько иное значение, нежели сегодня. В первые века христианства под словом «пост» подразумевалось вообще невкушение какой-либо пищи. Древние монахи-отшельники для того, чтобы не нарушить постановление Церкви в этом вопросе, употребляли по субботам и воскресеньям немного фиников, дабы эти дни не стали постными. Так же Типикон в 48-й главе (под 25 декабря, 2-е «зри») указывает на отмену поста в Рождественский сочельник, если он приходится на субботу или воскресенье. Но разрешает только немного хлеба и вина, чтобы опять-таки эти дни (суббота и воскресенье) не были постными. Но это отнюдь не означает разрешение на мясо и молоко, как некоторые неверно толкуют эти правила. В современном же понимании слово «пост» означает воздержание от скоромной пищи (мясо, молоко, иногда и рыба), но не полное воздержание от пищи, как это было в древности. На этом сравнении видно, насколько в аскетическом отношении современные христиане отличаются от древних.
Современные обновленцы также, желая оправдать свою практику ежелитургийного причащения мирян, полностью искажают смысл 80‑го правила VI Вселенского Собора (Трулльского), в котором говорится об удалении от общения церковного того мирянина, кто без уважительной причины в течение трех седмиц («в три воскресные дни») не придет в церковное собрание. То же самое говорится и в 11-м правиле Сардикийского Собора: кто «в три воскресные дня, в продолжение трех седмиц, не придет в собрание, да будет удален от общения церковного». О причащении в этих правилах не говорится ни слова! Так же толкует эти правила и известный канонист епископ Никодим (Милаш): о непосещении в течение трех недель церкви без основательной причины, а не о непричащении.
Иногда от современных обновленчествующих «знатоков» канонического права можно услышать вопрос: а где в святых канонах указано, что нельзя причащаться чаще, чем раз в неделю? На это ответим встречным вопросом: а где в канонах прописан запрет причащаться чаще, чем раз в день или даже несколько раз в день? Нельзя отрывать каноны от жизни Церкви и доводить их до абсурда.
Многие неофиты задают вопрос: «Почему служащим священнослужителям можно причащаться за каждой литургией и не исповедоваться перед каждым причащением, а мирянам нельзя?» В отличие от духовенства, миряне не имеют Божественную благодать священства, «немощная врачующую и оскудевающая восполняющую», преподаваемую при рукоположении от епископа. То, что входит в служебные обязанности епископа, священника и диакона, совершенно не имеет никакого отношения к мирянам и простым монахам. В таинстве хиротонии священнослужители, как мы только что указали, получают особый дар благодати служить Жертвеннику Господню. И поэтому то, что позволительно священнослужителю, то может быть крайне опасным, как в духовном, так и в физическом отношении, для не защищенного священническою благодатью рядового мирянина. Например, мирянину, находясь в алтаре, строго запрещено прикасаться к святому Престолу, ко Святой Чаше (за исключением целования ее нижнего края во время причащения), и поэтому, в частности, мы считаем крайне душевредным чтение мирянами тайносовершительных молитв из Служебника во время евхаристического Канона, что практикуется в обновленческих общинах священников Г. Кочеткова и В.Лапшина в Москве.
Итак, стирание границ между священством и мирянами представляет собой чистый протестантизм.
Отделение священства (клириков) от мирян (лаиков) было и в Ветхом Завете, и в Новом. И подтверждение этому — наличие самого посвящения в священнослужители (в христианской Церкви — таинство хиротонии). А когда миряне пытались беззаконно восхитить себе права священства, это заканчивалось весьма плачевно.
Напомним, как в Ветхом Завете Господь посрамил и покарал Корея и его дерзких единомышленников, дерзнувших восстать на Моисея и Аарона, говоря: «Полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня? Моисей, услышав это, пал на лице свое и сказал Корею и всем сообщникам его говоря: завтра покажет Господь кто Его, и кто свят»; и посрамил Господь всех мужей, дерзнувших беззаконно восхитить ветхозаветное священство, страшно покарав их (см.: Числ. 16, 1–40). Вот наглядный пример «ветхозаветной кочетковщины».
Напомним также печальный пример Озии, у которого возгордилось сердце на погибель его (2 Пар. 26,16). Однажды Озия вошел в храм, чтобы самому воскурить Господу фимиам на алтаре кадильном. Азария священник и с ним 80 священников Господних не допускали Озию до этого, объясняя ему, что каждение Господу — дело священников, посвященных для каждения, и просили его выйти из святилища. Озия разгневался на священников и не уступил кадильницы. За это ослушание он был мгновенно поражен проказою на челе пред лицем священников. И проказа не покидала его до самой смерти.
Напомним еще судьбу Озы (2 Цар. 6, 6–7), который дотронулся до Ковчега завета, чтобы придержать его от падения, и за это дерзновение был наказан от Бога мгновенною смертью.
Колливады и их последователи
Ревнители сверхчастого ежелитургийного причащения любят ссылаться для оправдания своих обновленческих тенденций на книгу св. Никодима Святогорца (†1809) «Невидимая брань», а также на книгу «О постоянном (частом) причащении Божественных Таинств». Ответим этим ревнителям, что св. Никодим Святогорец имел к книге «Невидимая брань» лишь косвенное отношение, то есть не был ее непосредственным автором. На титульном листе книги читаем: НЕВИДИМАЯ БРАНЬ. Блаженной памяти старца Никодима Святогорца. Из следующей страницы мы узнаем: «В подлиннике сей книги, в заглавии ее значится, что книга составлена другим лицом, неким мудрым мужем, старец же Никодим только пересмотрел ее, исправил, пополнил и обогатил примечаниями и выписками из святых отцов, подвижников. Поэтому старцу Никодиму она принадлежит больше по духу, чем по букве...». В основу книги на самом деле положен трактат католического монаха ордена театинцев Лоренцо Скуполи (1530–1610). Именно из его трактата «Combattimento Spirituale» происходят главы о частом причащении в книге «Невидимая брань». Что же касается книги «О постоянном причащении...», составленной св. Никодимом Святогорцем совместно со св. Макарием Коринфским (†1795), то идеи, легшие в основу этой книги, принадлежат также католическому автору Мигелю де Молино (1640–1696). Вообще, св. Никодим Святогорец весьма благосклонно относился к римо-католическим авторам: еще одна книга св. Никодима — «Духовные упражнения» была переработкой книги «Esercizi Spirituale» иезуита Джованни П.Пинамонти (1632–1703). Так что, говоря о книгах «Невидимая брань» и «О постоянном причащении...», всегда следует иметь в виду католический подтекст этих сочинений. Да и сам св. Никодим не скрывал этого, указывая в подзаголовках на использование им иных авторов.
Св. Никодим Святогорец был одним из возглавителей т.н. колливадского движения, возникшего на Святой горе Афон во второй половине XVIII века. Вышеупомянутая книга «О постоянном причащении...», составленная св. Никодимом и св. Макарием, оказала огромное влияние на движение колливадов.
Итак, движение колливадов, выступавшее за частое причащение, опиралось в свою очередь на труды св. Никодима, который в вопросах частого причащения пользовался католическими источниками.
В то время не только на Афоне, но и на всем православном Востоке причащаться было принято несколько раз в год (2–3 раза). И вот во второй половине XVIII века на Святой горе Афон разгорается ожесточенный спор о том, как часто следует причащаться Святых Христовых Таин. Одни считали, что Святое Причастие необходимо принимать на каждой литургии, тогда как другие придерживались мнения, что причащаться следует лишь несколько раз в год. Колливады в большинстве своем были сторонниками частого причащения. В 1775 году Вселенский патриарх Феодосий пытался примирить враждующие стороны. Он написал монахам на Афон, что первые христиане причащались каждое воскресенье, а в последующее время христиане причащались каждые 40 дней, и советовал каждому поступать по своей совести и в меру своей подготовленности. Однако это послание не прекратило спора, который продолжался до начала XIX века. В 1819 году Вселенский патриарх Григорий V написал афонским монахам, что причащение должно происходить не в определенные промежутки времени, но в тот момент, когда человек чувствует себя готовым, после исповеди и необходимых приготовлений.
В конце концов колливады были удалены с Афона и разъехались по всей Греции, где в результате их проповедей, а также книг св. Никодима Святогорца и св. Макария Коринфского идеи колливадов стали сильно распространяться, и практика причащения мирянами Святых Таин резко изменяется в сторону учащения. Если еще в конце XVIII века в Греции приступали к причастию 2–4 раза в год, то уже в середине XIX века, как свидетельствует святитель Феофан Затворник, проведший несколько лет в Константинополе, «на Востоке христиане часто причащаются, не в одни великие посты, но и кроме их».
Когда в настоящее время сторонники сверхчастого причащения ссылаются на колливадское движение XVIII века, то забывают, что чисто монашескую практику совершенно недопустимо механически переносить на современную приходскую жизнь и требовать от нынешних мирян такой же строго аскетической и созерцательной жизни, как у исихастов-колливадов на Афоне. Напомним еще раз, что и на Афоне в то время были противники (и таковых было немало) практики сверхчастого причащения. Ни в коем случае не осуждая евхаристическую практику афонских колливадов (она была чисто монашеская), все же необходимо отметить, что в таком важнейшем для духовной жизни человека вопросе, как частота причащения Святых Христовых Таин, требуется строго индивидуальный подход, ибо что полезно и спасительно одному, то может повредить другому и потому не может становиться общеобязательным правилом.
Отметим также, что святитель Феофан Затворник, мнение которого о частоте причащения для мирян приводилось выше, был прекрасно знаком с движением колливадов на Афоне и перевел на русский язык как Добротолюбие, так и «Невидимую брань» Никодима Святогорца — одного из главных вдохновителей колливадского движения.
* * *
Еще один апологет сверхчастого причащения — неоколливад иеромонах Николай (Генералов), современный насельник Свято-Пантелеимонова монастыря на Святой горе Афон, утверждает следующее: «Первые христиане были истинными христианами, потому что часто причащались». Тут о. Николай в своем неоколливадском мудровании полностью уподобляется неообновленческим мудрованиям священника Г.Кочеткова, разделяющего всех крещеных христиан на «полных» и «неполных» членов Церкви. Только у о. Николая получается деление крещеных христиан на «истинных» и «неистинных». К последним он относит великих столпов Русского Православия, цитаты из трудов которых мы приводили выше. Отметим также, что во всех высказываниях иеромонаха Николая (Генералова), распространяемых ныне по России на аудиокассетах, не говорится ни слова о хранении благодати после причащения и о подготовке к нему. Иеромонах Николай (Генералов) утверждает, что ежелитургийное причащение непременно повышает нравственность христианина. Насколько нравственность повышается из-за сверхчастого причащения, можно видеть на таком примере. 29 июня 1997 года, когда в алтаре московского храма Успения Богородицы в Печатниках активистами кочетковской общины было во время литургии совершено физическое насилие над служащим священником и он по указке о. Кочеткова был отправлен в психбольницу, члены общины свящ. Кочеткова, несмотря на только что совершившуюся трагедию в алтаре храма, все как один, в том числе и совершившие это преступление, причастились Святых Таин без какого-либо раскаяния.
И в заключение приведем еще одно высказывание о. Николая (Генералова): «Причащайся хоть каждый день, если у тебя чистая совесть». Но ощущение «чистоты совести» весьма субъективно. У некоторых совесть может быть сожженной, но они, считая себя чистыми от какого-либо греха, без страха Божия и без рассуждения приступают ко Святой Чаше, причащаясь в суд и во осуждение. Истинная чистота совести, или чистота сердца — это состояние святости, к которому только стремится христианский подвижник.
Потому большую ответственность берут на себя те священники, которые не предостерегают свою паству от духовной прелести, связанной нередко со сверхчастым причащением, благословляя всей общине обязательно причащаться за каждой литургией (или каждое воскресенье) без учета различий индивидуального характера и благочестия своих прихожан. Стремление часто причащаться без улучшения нравственности есть желание получить награду без труда, восхитить венцы победы без борьбы над своими страстями. Не есть ли это прямой путь к духовной прелести? Не есть ли это самоутверждение в мнимом духовном превосходстве над другими?
Церковь развивается в истории
Повторим еще раз: литургическая практика первых веков Церкви была связана с несравненно более высоким нравственным состоянием христиан того времени, и в частности поэтому практика эта не может автоматически распространяться на все последующие века. Церковь — развивающийся в истории богочеловеческий организм. Проведем некоторую аналогию. Маленьким детям требуется принятие пищи много раз в день. Взрослые же вкушают пищу обычно три раза в сутки. Если взрослый человек, желая уподобляться младенцам, будет принимать пищу чуть ли не каждый час, то он в скором времени несомненно заболеет ожирением или сахарным диабетом. Поэтому практика причащения в древней Церкви (свт. Василий Великий и др.) не может бездумно переноситься в наше время.
Недавно на одном из интернет-сайтов разгорелась дискуссия о том, как часто следует причащаться ныне православным верующим. Приведем точку зрения одного из участников дискуссии прот. Андрея Правдолюбова, мнение которого полностью совпадает с мнением авторов данной статьи: «Думаю, что свят. Филарет Московский и свят. Феофан Вышенский знали творения свят. Иоанна Златоустого, когда писали “раз в месяц” и “не надо учащать”. Речь идет о церковной практике наших дедов и прадедов, которая в наши дни меняется. Старец Варсонофий Оптинский, узнав, что прав. Иоанн Кронштадтский благословил причащаться человеку не говевшему (евшему накануне мясо), сказал: “Да, о. Иоанн был великий молитвенник, подвижник дерзновенный; он мог у Господа просить всего и замолить все, а я, грешный человек, не имею такого дерзновения, и поэтому не решаюсь допустить в монастыре нарушение устава для мирян”... Призыв св. Иоанна Злотоустого: “Живи, христианин, так, чтобы заслужить принятие Христа Иисуса ежедневно”, по-моему, сороден призыву Спасителя: “Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный” (Мф. 5, 48)... Раньше я легко допускал, как самое частое, причащение раз в две недели. Такое же решение вынес совет старцев по предложению о. Иоанна (Крестьянкина) в Псково-Печерском монастыре. Но, увидев, как настойчиво сейчас звучат призывы преодолеть “шизофрению” нашей Матери-Церкви, я “вернулся” к Катехизису с его “раз в месяц”... Для многих начинающих большое значение имеет, каких больше сегодня книг издается, что печатают в православной периодике, какая практика сегодня в той или иной местности (даже если эта практика возникла год назад). Беда, если человек, ежедневно причащающийся, считает, что он живет так же, как прав. Иоанн Кронштадтский или христианин апостольского века. Или если так считает благословляющий его на это духовник... Сейчас налицо изменение церковной практики наших отцов, дедов, прадедов. Говорю это как священник, по крайней мере, в пятом поколении, служащий в восстанавливаемом храме, где до меня служил мой прадед, расстрелянный за веру в 1937 г. Нам (Церкви Русской) есть что ХРАНИТЬ. Почему для некоторых сегодня так неприятны слова свят. Филарета: “(Не причащающиеся) могут и должны участвовать в Литургии молитвой, верой и особенно непрестанным воспоминанием Господа нашего Иисуса Христа, Который повелел сие творить в Его воспоминание (Лк. 22,19)” (Пространный Христианский Катехизис, «О причащении», вопрос 341)? А Катехизис — это не проповедь, где возможны гиперболы и тому подобное, а вероучительная книга... В предреволюционные годы духовенство (условно) делилось на “прогрессивное” и “филаретовское”, к которому “прогрессивное” относилось брезгливо-снисходительно. В дальнейшем судьбы прогрессистов были, конечно, разные, но именно эта среда дала больше всего реформаторов-обновленцев». Далее о. Андрей переходит к современным обновленцам: «Одни не хотят соблюдать супружеское воздержание перед причащением, другие — пост. Третьи скажут вам, что правило ко Святому причащению есть “позднейшие наслоения”, четвертые призовут причащаться после ужина, как это делали Христос и Апостолы, пятые потребуют поставить Престол на середине храма и так далее».
В той же интернет-полемике мы встречаем также очень верную мысль, касающуюся призывов к «возврату к нормам Древней Церкви» и тем самым к отрицанию всей последующей богослужебной практики Православной Церкви: «Это — обновленчество и модернизм. Если вы отвергаете позднейшие наслоения, то вы отвергаете благодатную кору церковного дуба, обдирая его как липку в угоду вашему представлению о молодом деревце. Вы можете оправдываться чем угодно, но это деяние имеет антицерковный характер. Ибо кора эта — плод благодатного действия Святого Духа, пребывающего с Церковью постоянно, а не отошедшего от нее во все вновь обретаемые папирусы апостольского века...».
Как верно подметил старейший пастырь Рязанской епархии протоиерей Владимир Правдолюбов в статье «Истинный смысл современной проповеди сверхчастого причащения» (Благодатный Огонь, № 16), «вернуться к первоапостольской практике церковной жизни так же невыполнимо, как невозможно сжать дерево в семя, из которого оно выросло»…
Таким образом, любой призыв возврата к первохристианской практике в отношении евхаристической дисциплины есть не что иное, как по существу неверие в 9-й член Символа Веры «О Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви». Неверие в то, что и в наше время Церковь руководствуется Духом Святым, как в апостольские времена или в первые века. Поэтому сакраментальная практика Синодального периода (норма, зафиксированная в Катехизисе свт. Филарета) не может рассматриваться в качестве какой-то «ущербной» по сравнению, например, с древнеапостольской, ибо такие утверждения есть не что иное, как хула на Духа Святого, вечно пребывающего в Церкви Христовой. Что касается Синодального периода, то, безусловно, он имел свои отрицательные стороны: Церковь была лишена канонического Патриаршего управления и во многих вопросах своей внутренней жизни была вынуждена терпеть антиканонические вмешательства светской власти, вплоть до смещения неугодных архиереев. Но повторим еще раз: сакраментальная практика Церкви не может вызывать никаких сомнений, и к тому же весь Синодальный период отмечен сонмом святых подвижников (например, преп. Серафим Саровский, великие Оптинские старцы). И впоследствии именно Синодальный период произрастил «плод красный спасительного сеяния» — новомучеников и исповедников Российских.
Век XX: модернизм и обновленчество
Теперь попытаемся ответить на самый главный вопрос: почему в Русской Православной Церкви именно в ХХ веке так резко изменилось отношение к практике причащения мирян: от умеренного — к сверхчастому?
Основной причиной на наш взгляд является следующее. В древности христиане причащались часто, за каждой литургией, но связано это было с гонениями: древние христиане не знали, доживут ли они до следующего воскресного дня, ибо слишком много у них было оснований сомневаться в этом. Каждая литургия могла стать последней для любого из верующих.
Также и в Русской Церкви практика сверхчастого причащения Святых Христовых Таин установилась в 1920–1930-х годах, когда православные не знали, не приедет ли ночью за ними «черный воронок», или не арестуют ли завтра батюшку и храм будет закрыт на амбарный замок. И в то время, давшее Русской Православной Церкви огромное число новомучеников и исповедников российских, такая практика была абсолютно пастырски оправдана. Но когда гонения на верующих во второй половине ХХ века закончились – в нашей Церкви по инерции сохранилась практика причащения периода большевистских гонений. Было бы поэтому естественным вернуться ныне в мирное для Русской Церкви время к традиционной на Руси практике причащения (естественно, избегая крайностей).
Не стоит упускать из виду и внешний фактор. В конце XIX и начале ХХ века в Католической церкви появляются богословы, ратующие за «литургическое возрождение» и «возврат к литургической практике Древней Церкви», а также те реформы, что предлагают нынешние неообновленцы. Возможно именно католический пример «евхаристического возрождения» XIX–XX вв. оказал определенное влияние и на изменение многовековой практики причащения в России. Приведем несколько примеров, опубликованных на одном католическом сайте.
Католический богослов и философ Антонио Росмини (1797–1855). Несмотря на то, что его книги были осуждены, «многие из католического духовенства, как и из мирян, разделяют в Италии либеральные теории великого роверетанца («возвращение к обычаям первобытной Церкви», «введение народного языка в богослужение», требование «для клира и народа права избрания епископов» лишь с утверждением их папой и т.п.).
В XIX в. были в Католической церкви апостолы частого Приобщения; среди них – святые Жан-Мари Вианней и Джованни Боско.
20 декабря 1905 г. был опубликован декрет «Sacra Tridentina Synodus», провозглашавший: «Иисус Христос и Цepковь желают, чтобы верные каждый день приступали к священной Трапезе». Для Причастия необходимо соблюдение двух условий: состояние благодати и правое намерение. Так было восстановлено подлинно христианское понятие о Святом Причастии. Оставалось определить возраст Первого Причастия. Декретом «Quam singulari» от 8 августа 1910 г. им был определен «рассудительный» возраст, т.е. такой, когда ребёнок способен руководствоваться доводами собственного разума; в общем случае это 7 лет. Было ясно сказано, что для Причастия не обязательно совершенное знание христианского Учения, но достаточно, чтобы ребёнок на доступном ему уровне знал тайны веры и умел отличать евхаристический Хлеб от обычного.
Заслуживает упоминания та поддержка, которую Папа Пий X (†1914) оказал Евхаристическому Крестовому походу. Этот поход освятил миллионы детских душ на протяжении десятых годов XIX века.
Наряду с литургическими реформами в Католической церкви начала ХХ века стоят декреты Папы Пия Х о Евхаристии. 19 апреля 1880 г. монсеньёр де Сегюр написал вдохновительнице Евхаристических конгрессов мадемуазель Тамисье такие слова: «Мне кажется, что будь я Папой, главной целью моего понтификата стало бы возвращение практики ежедневного Приобщения. Я поделился этой мыслью с Пием IX, но, видимо, время ещё не пришло. Папа, который по вдохновению Святого Духа осуществит это, обновит весь мир». И вот, с 30 мая 1905 г. по 14 июля 1907 г. последовало целых двенадцать выступлений Пия X по этой теме.
Выскажем и такое предположение. Как мы указали выше, в Греции, да и на всем православном Востоке, в результате проповеди колливадов и распространения колливадской литературы миряне перешли к практике частого причащения. Эти идеи и книги стали постепенно проникать и в Россию. Особенно с началом т.н. перестройки, когда открылся «железный занавес» и духовенство и миряне Русской Православной Церкви получили возможность свободно и массово совершать поездки на Афон, в Грецию, в Финляндию[5], они неожиданно для себя столкнулись с разницей в практике допущения мирян к Святой Чаше: непосредственно перед причащением можно было не исповедоваться, как это принято в многовековой благочестивой русской традиции, в некоторых храмах причащались намного чаще, чем это было принято в России. И некоторые священнослужители, побывав впервые за границей, стали активно проповедовать эту более либеральную литургическую практику у себя на приходах, призывая причащаться верных иногда даже за каждой обедней, хотя в Греции, на Кипре и в других православных странах миряне причащаются отнюдь не каждое воскресенье.
Одновременно с этим в открывавшихся в России после 70-летнего перерыва православных книжных лавках стали продаваться переводы на русский язык трудов американского протопресвитера Александра Шмемана, а также либеральных богословов Свято-Сергиевского богословского института в Париже, призывающих к некоему, не совсем понятному для традиционного русского православного сознания, «евхаристическому возрождению», а именно — к ежелитургийному причащению без предварительной исповеди. Неофитское сознание только что вошедших в Церковь людей, лишенных дара различения духов, восприняло эту американо-парижскую «богословско-литургическую пепси-колу» как некую христианскую истину в последней инстанции, как открывшуюся в эпоху «гласности» подлинную православную духовность, которую в России «продажные епископы-кэгэбэшники» намеренно утаивали от церковного люда.
* * *
Было бы крайне ошибочным недооценивать влияние обновленческого фактора в модернизации литургической жизни Русской Православной Церкви. Напомним, что зародившийся в начале ХХ века церковный модернизм, или обновленчество, не исчез в 20–30-е гг. прошлого века, хотя и потерпел сокрушительное поражение, запятнав себя на века сотрудничеством с красными комиссарами и репрессиями против контрреволюционного православного духовенства. К середине 40-х годов большая часть обновленческих архиереев и священников, которых, в отличие от православного духовенства, почти не затронула волна большевистского террора, принесла покаяние и присоединилась к Патриаршей Церкви. Это было время окончания Великой Отечественной войны и временного возрождения Русской Церкви после двух с половиной десятилетий кровавых гонений. Было восстановлено Патриаршество, стали открываться храмы, монастыри, духовные семинарии... В то время — время церковной разрухи — не хватало священников, архиереев, многие из которых погибли в лагерях, не хватало преподавателей во вновь открывавшихся духовных школах. И поэтому на кафедры, приходы и в качестве преподавателей в семинарии приходилось посылать священнослужителей и профессоров, разделявших реформаторские идеи и ранее находившихся в обновленческом расколе[6].
В результате обновленчество, казалось бы, уже навсегда отвергнутое, на самом деле как бы растворилось в среде православного духовенства и мирян, изнутри незаметно влияя на верующих, в первую очередь — на учащихся вновь открытых духовных школ. Постепенно взращивалась небольшая плеяда будущих пастырей, симпатизирующих идеям церковного реформаторства, склонных к критической переоценке Священного Предания и святоотеческого понимания духовной жизни в Православии, разделявших идеи литургического модернизма таких деятелей обновленчества, как Введенский, Грановский, Красницкий, Боярский, Титлинов и др.
В 60-е годы питательной средой для развития подобных идей стало участие нашей Церкви в экуменическом движении. Некоторые православные богословы, заражаясь в результате экуменических контактов духом протестантизма и секуляризма, разрабатывали новое модернистско-экуменическое богословие, отвергающее святоотеческую традицию как «средневековую и устаревшую в наши дни», искажающее православную экклезиологию о Единой Церкви и размывающее ее границы.
Под влиянием западных идей «аджорнаменто», принятых Католической церковью на II Ватиканском Соборе в 1962–1965 годах и имеющих целью приспособить Церковь к современному обезбоженному и секуляризированному мiру, обновленческие идеи, в том числе и касающиеся литургической сферы, вновь стали оживать в виде псевдоправославных экуменических публикаций и статей в официальных церковных изданиях.
К сожалению, одним из главных проводников нового модернистского богословия стал известный экуменист Ленинградский митрополит Никодим (Ротов; †1978) — личность во всех отношениях выдающаяся и незаурядная, но, к сожалению, склонная к обновленчеству и филокатолицизму, — пытавшийся идеи «аджорнаменто» внедрить «сверху» в Русскую Православную Церковь. В частности, митрополит Никодим устно и со страниц «Журнала Московской Патриархии» предлагал богослужебные реформы, проповедовавшиеся в свое время обновленцами: богослужения на русском языке и проч. «Одной из важных проблем нашего времени – писал Никодим, – является постепенное введение в богослужебное употребление понятного для всех русского языка… В наше время, по мнению многих, становится весьма желательным, иногда необходимым, употребление русского текста Священного Писания для богослужебных евангельских, апостольских и некоторых иных чтений в храме (например, шестопсалмия, паремий и т.д.)» (Журнал Московской Патриархии, 1975, № 10, с. 58). Однако, по признанию самого митрополита Никодима, «наше аджорнаменто» (!) — введение русского языка в богослужение — «прекрасная сама по себе идея была опорочена раскольниками-обновленцами» (с. 59). Приведём воспоминание митрополита Питирима (Нечаева; †2003) о митрополите Никодиме: «...При этом он нанес серьезный удар нашему традиционному благочестию. В поездках, например, он требовал, чтобы вся делегация непременно причащалась за каждой службой. А ведь ездили мы работать, работали днями и ночами, и нам было не до подготовки к причастию. Бывало, что и кофе пили за полночь» (Русь уходящая. Рассказы владыки Питирима. СПб., 2007, с. 284).
Но и «снизу» дух обновленчества оказался не изжитым. Например, в те же 60–70-е годы в самиздате, а затем перепечатанные на Западе, стали появляться статьи заштатного священника Сергия Желудкова (†1984), учившегося в конце 1920-х годов в обновленческой Духовной академии в Москве (открытой в 1923 году) и посещавшего «новое богослужение» обновленческого епископа Антонина (Грановского) в Заиконоспасском монастыре. В статьях о. С.Желудкова «Литургические заметки» содержится критика литургической практики Православной Церкви и предлагается программа обновленческих богослужебных реформ (резкая критика «устаревшего» Типикона, предложения о сокращении богослужений и изменении их структуры, о введении инструментального сопровождения пения (орган), высказывания об отрицательной роли иконостаса, о превосходстве католического богослужения по сравнению с православным, призывы к свободе «богослужебного творчества» и т.п.)[7].
Однако в то время все эти обновленческие идеи и течения не проявлялись открыто в Русской Православной Церкви, хранившей здоровый богослужебный консерватизм. Народ церковный молился в немногочисленных храмах, где шла традиционная православная служба на привычном церковнославянском языке, а экуменические статьи в ЖМП и самиздатские обновленческие публикации были малочисленны. Правда, в 60–70-е годы были отдельные случаи совершения богослужения (полностью или отдельных его частей) на русском языке: в Троицком храме Ленинградской Духовной академии митрополитом Никодимом (Ротовым), а также в Спасо-Преображенской пустыньке под Елгавой архимандритом Таврионом (Батозским; †1978), на которого в годы его молодости также оказали немалое влияние обновленческие богослужения епископа Антонина (Грановского) в Заиконоспасском монастыре в Москве, которые он посещал в 1920-е годы.
Остановимся чуть подробнее на жизни и литургической практике о. Тавриона, ибо на его имени часто спекулируют современные обновленцы. Архимандрит Таврион (Батозский), проведший много лет в тюрьмах и лагерях, был личностью благочестивой и по-своему незаурядной. Многие свидетельствуют о его неподдельной любви к людям, приезжавшим к нему. Но, к сожалению, несмотря на свою высокодуховную жизнь, архимандрит Таврион имел католические и обновленческие симпатии, проявлявшиеся в его богослужебной практике. Об этом, в частности, подробно писали схиархимандрит Иоанн (Маслов) в своем труде «Глинская пустынь» (М., 1992; 1994), архимандрит Рафаил (Карелин), а также наш журнал «Благодатный Огонь» (2002, № 9).
После изгнания о. Тавриона из Глинской пустыни Собором ее старцев в 1958 году за введение западных католических обычаев в этой обители, прославленной своими высокими православными традициями, архимандрит Таврион в 1969 году переезжает в Спасо-Преображенскую пустынь недалеко от Риги под Елгавой, где становится духовником. В это время пустыньку начинают посещать многие верующие, особенно из Москвы. Литургическая практика о. Тавриона носила не вполне традиционный для Православия характер: в храме находилась католическая статуя Сладчайшего Сердца Иисуса, богослужения совершались отчасти на русском языке. По воспоминаниям прот. Валентина Асмуса, «приснопамятный архимандрит Таврион в пустыньке под Ригой читал воскресные каноны Октоиха в русском переводе Ивана Ловягина. Этот точный добротный перевод звучал, увы, очень коряво и, вопреки намерениям о. Тавриона, вовсе не был понятнее славянского текста» (Богослужебный язык Русской Церкви. История. Попытки реформации. М., 1999. С. 226). Архимандрит Таврион ввел в пустыньке ежедневное причащение, что многих (как священников, так и мирян) сильно соблазняло, тем более, что причащал о. Таврион практически без исповеди и всех подряд ежедневно, иногда даже и инославных. Возвращаясь в Москву после посещения пустыньки, многие верующие пытались подражать такой практике о. Тавриона и причащаться на каждой литургии ежедневно, что иногда влекло за собой весьма плачевные последствия в духовном и душевном состоянии некоторых из этих паломников. Один известнейший духовник Троице-Сергиевой лавры в 1970-е годы не благословлял своим духовным чадам ездить в пустыньку под Елгавой к о. Тавриону, а если уж кто и собрался ехать — то ни в коем случае не причащаться у него.
Что касается католических симпатий, то скорее всего они связаны с западноукраинским происхождением о. Тавриона, где униатское влияние оставило свой отпечаток на церковной жизни, и прежде всего — на обрядовой ее стороне, которая запечатлелась в нем с детства. Обновленческие же симпатии, как мы упоминали выше, сложились у о. Тавриона в начале 1920-х годов, в ту пору, когда он в Москве посещал Заиконоспасский монастырь, где служил обновленческий епископ Антонин Грановский. Вероятно, эти реформаторские богослужения еп. Антонина произвели глубокое впечатление на молодого о. Тавриона.
Несмотря на свои литургические «особенности», архимандрит Таврион был, несомненно, добрым пастырем и поступал вопреки православной традиции, скорее всего, по простоте своей или по неведению.
Неообновленчество
С начала 1990-х годов в Москве стало поднимать голову движение неообновленцев — священников-реформаторов, мечтавших на практике возродить кое-что из того, что предлагалось обновленческим движением после революции. Это были «интеллигентные» и «прогрессивные» московские батюшки Александр Борисов и Георгий Кочетков с их открытыми всем религиозным конфессиям общинами. К тому же батюшки эти были ярыми демократами, что отвечало конъюнктуре тех лет, в частности — пафосу борьбы с «совковой» Московской Патриархией. В храме, где проходил свое служение священник Г.Кочетков, вплоть до 1997 года практиковались все обновленческие нововведения: богослужение на русском языке, ежелитургийное причащение, низкий, почти условный иконостас. Стали появляться печатные издания, в которых отказ от Священного и церковного Предания, пересмотр богослужебных традиций, а также канонических и вероучительных основ Православной Церкви стали программой «церковной перестройки». Ярким примером таких изданий стала книга священника Александра Борисова «Побелевшие нивы», о которой Святейший Патриарх Алексий на епархиальном собрании московского духовенства 1994 года сказал: «Непонятно, кто писал эту книгу: священник Александр Борисов или некий протестант... Эта книга — рассчитанный удар по Православию».
Свои идеи церковные реформаторы в 1990-х годах распространяли и через светские, антиправославно настроенные СМИ (например, «Церковно-общественный вестник» — приложение к «Русской мысли», «НГ-религии» и др.). Стал озвучиваться почти весь набор обновленческих преобразований начала ХХ века: переход Русской Церкви на новый календарный стиль, сокращение богослужений, отмена постов, упразднение иконостаса, причастие без предварительной исповеди, перевод богослужения на современный русский язык... Эта хорошо продуманная революционная «перестройка» Церкви должна была завершиться разрушением Русского Православия. Недаром на Западе деятельность московских неообновленцев всячески поощрялась. Так, например, в 1995 году в самом центре Москвы стала вещать прокатолическая радиостанция «София», в передачах которой из уст московских священников А.Борисова, Г.Чистякова, В.Лапшина и др. усиленно пропагандировались обновленческие, экуменические и филокатолические идеи. Вокруг этого рупора католической пропаганды и объединилась немногочисленная группа сторонников церковного «обновления», как они сами себя называли. В Москве открылись модернистско-обновленческие учебные заведения: Библейско-богословский институт, Общедоступный университет, основанный прот. А.Менем, Высшая православно-христианская школа (ныне — Свято-Филаретовский институт), где преподаются идеи реформации традиционного Православия. Издается соответствующая литература, проводятся своеобразные катехизические курсы, на которых взращивается новая разновидность христиан, не имеющих никакого представления о многовековых традициях (в том числе и богослужебных) русского Православия.
Криптообновленчество
Отметим также, что в настоящее время, после очевидной маргинализации неообновленчества 1990-х годов и неприятия его идей церковным народом, намечается процесс перегруппировки и внедрения отдельных обновленчески воспитанных деятелей в официальные церковные структуры и СМИ. В 2001 году вышла книга протоиерея Николая Балашова, заместителя председателя ОВЦС, «На пути к литургическому возрождению». В книге сей, изданной при поддержке католического фонда «Христианская Россия», ответственное лицо Синодального отдела косвенно оправдывает все литургические реформы обновленцев начала ХХ века: по каждому вопросу, будь то богослужебный язык или церковный календарный стиль, прот. Н.Балашов приводит все аргументы реформаторов, иногда даже откровенных обновленческих раскольников. Если о. Н.Балашов в своей книге и публикует возражения оппонентов церковной реформации, то ясно дает понять, что не разделяет их мнения. Цель такой книги — под официальным «прикрытием» начать (или продолжить?) разрушение традиционной богослужебной практики, отмежевываясь на словах от всякого обновленчества.
В последние годы наряду с полностью скомпрометировавшей себя маргинальной группой нынешних сторонников церковного «обновления» стали все громче заявлять о себе пастыри, которые на словах говорят: «Отрицаюся ти, неообновленче Кочетков, и всех дел твоих, и всех идей твоих, и всего служения твоего и всея гордыни твоея», — а на практике не прочь осуществить (только, как они заявляют, без революционных методов о. Георгия) все те же богослужебные реформы. Явление это было бы точнее всего назвать «криптообновленчеством».
В некоторых московских храмах эти священники-криптообновленцы уже практически отменили исповедь непосредственно перед сверхчастым причащением своих прихожан, объясняя это затруднительностью и невозможностью так часто всех исповедовать, а также стремлением отделить друг от друга два различных таинства. В этом, по мнению таких священников, и заключается так называемое «евхаристическое возрождение» (?!). Поражает примитивизм такого «литургического богословия». Это — не евхаристическое возрождение, а самая настоящая профанация Святой Евхаристии, ибо в этом «возрождении» проявляется полное непонимание понятий греха и покаяния. Напрашивается закономерный вопрос к «возрожденцам»: если к Телу и Крови Христовым допустимо подходить не очистившись от грехов в таинстве исповеди, то не становится ли абсурдным и требование приступать к святым Таинам натощак — ничего не евши и не пивши после полуночи? Не логичнее было бы тогда сократить евхаристический пост по примеру наших «братьев-католиков» до одного часа перед причащением?
Отметим также, что «криптообновленцы» в принципе не возражают и против других обновленческих реформ, в частности, постепенной русификации церковнославянских богослужебных текстов по образцу работы дореволюционной синодальной комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского)[8].
Заключение
Итак, во второй половине ХХ века у некоторых священнослужителей Русской Церкви радикально изменилось отношение к вопросу о частоте причащения мирян. Однако возникает закономерный вопрос: неужели на протяжении более чем 900-летнего своего существования и служения народу русскому наша Церковь и ее соборный церковный разум в лице ее лучших представителей — святых и подвижников благочестия — сознательно или в силу «малообразованности» уводили в погибель русских людей, не позволяя им на протяжении многих столетий причащаться за каждой литургией, да еще и без исповеди? И вот, оказывается, только во второй половине ХХ века появились новые «светильники церковные» с их протестантскими идеями «евхаристического возрождения», и в первую очередь новый «учитель Церкви» протопресвитер Александр Шмеман. Они наконец-то «раскрыли глаза» на литургическое «убожество и шизофрению» многовековой традиции Русской Православной Церкви, не знавшей книг прот. Шмемана, прозябавшей поэтому в «языческом обрядоверии» и сознательно гнобившей свою многомиллионную паству, заставляя исповедоваться перед каждым причащением!
Неужели такие светочи Русского Православия, как преп. Серафим Саровский, старцы Оптиной и Глинской пустыни, святители Филарет Московский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, недавно почивший старец Иоанн Крестьянкин и ныне здравствующий Святейший Патриарх Алексий II неразумнее и менее духовно образованны, нежели протестантствующие апологеты т.н. «евхаристического возрождения» — прот. А.Шмеман, прот. Н.Афанасьев и прочие либеральные идеологи «возврата к литургической практике ранней Церкви», в том числе духовные наследники и эпигоны обновленцев начала ХХ века — священники Кочетков и Лапшин?
Обновленцы начала ХХ века, а также их современные духовные последователи — неообновленцы (этот термин, так раздражающий современных модернистов, впервые употребил на Епархиальном собрании 1993 года Святейший Патриарх Алексий, и с тех пор это слово прочно вошло в церковное употребление) являлись и являются по сути разрушителями традиционной православной церковности, реформаторами многовековой литургической жизни Церкви. За любыми их демагогическими разглагольствованиями о «возврате к древней литургической практике», о «евхаристическом возрождении», о «более открытом богослужении» и т.п. скрывается простая цель — мутация традиционного русского Православия в модернистское неохристианство, или протестантизм «восточного обряда». Вопреки всем усилиям неообновленцев по реформированию и обновлению якобы «застывшего в средневековье», «темного, тупого и мракобесного Православия», наша миссия должна, как и во все времена, заключаться в сохранении церковных преданий, которые заповедовали нам святые Отцы и подвижники Православной веры.
[1] Например, замечательный подвижник ХХ века игумен Никон (Воробьев) в Завещании своим духовным чадам призывал «твердо держаться православной христианской веры и прилагать до смерти все усилия ко спасению души через исполнение евангельских заповедей и частого (не меньше одного раза в год) исповедания грехов и причащения» («Нам оставлено покаяние». М., 1997. С. 414).
[2] В современной католической литургической практике все посты практически упразднены (в том числе и Великий); предписывается лишь воздерживаться от пищи за один час до причащения, и существуют незначительные ограничения в пище в Пепельную Среду (начало Великого поста) и в Великую Пятницу. Скоромная пища разрешена в течение всего года. Для современных обновленцев — приверженцев обмiрщенной Церкви и секуляризированного, облегченного христианства, — прекрасный пример для подражания.
[3] Обновленцы 1920-х годов обвиняли Патриаршую («тихоновскую») Церковь в черносотенстве и борьбе с «коммунизацией церковного уклада жизни». А нынешние — в фашизме и в борьбе с демократизацией церковной жизни.
[4] Священник Александр Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» (М., 1994) пишет: «Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно, настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (с. 175–176). А вот слова самого реформатора еп. Антонина (Грановского), которому призывал подражать свящ. А.Борисов: «Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону (Святейшему Патриарху. — Авт.), то есть поповству». О себе Антонин говорил следующее: «Реформистская деятельность инициатора СЦВ, епископа Антонина, началась еще при благополучном самодержавии патриарха и тогда вызвала его неудовольствие и репрессии... Тихон прислал официальный запрет: не отступать ни в чем от общей практики служить, как все, иначе грозил репрессиями». «Тихоновцы — обскуранты, реакционеры, черносотенцы». Устав СЦВ объявлял войну «религиозной эксплуатации», «жреческому профессионализму» и обещал верующим «самую широкую демократизацию неба, самый широкий доступ к лону Отца Небесного».
[5] Финляндская Православная Церковь подчинена уже много десятилетий экуменически и обновленчески настроенным Вселенским патриархам.
[6] Вот один из многочисленных примеров: Андрей Расторгуев, род. в 1894 г. В 1922–1923 гг., будучи священником, уклонился в обновленческий раскол, где в 1928 г. возведен в сан епископа в брачном состоянии. Занимал до 1943 г. ряд кафедр. В 1943 г. принес покаяние и принят в сане протоиерея с назначением настоятелем Воскресенского храма в Сокольниках. В 1944 г. награжден митрой и зачислен в число преподавателей новооткрывшегося Богословского института. И таких примеров немало.
[7] Справедливости ради следует признать в о. Сергии Желудкове честного, ищущего, порой «заблуждающегося человека», трезво оценивавшего тяжелое положение Русской Православной Церкви в СССР, что, в частности, выражалось в его защите Церкви и Святейшего Патриарха Пимена в переписке с А.И. Солженицыным. Этой нравственной честностью и преданностью Церкви о. Сергий разительно отличается от обновленцев и церковных оппозиционеров ХХ века, в том числе и нынешних.
[8] В результате работы этой комиссии язык основных богослужебных книг (Триодь постная, Триодь цветная, Октоих) был заметно русифицирован и лишен былой красоты. Но церковный народ в то время дружно отверг эти тексты, предпочитая старые. Приведем свидетельство Б.И. Сове: «Исправленные издания богослужебных книг, особенно Триоди Постной и Пентикостариона, распространялись довольно медленно, встречая во многих местах (например, в Валаамском монастыре) оппозицию» (подробнее см. здесь). |
