В Независимое Государство Хорватия (НГХ) вошли территории, традиционно населённые православными сербами — Краина, бывшая Военная Граница, и Босния. Из 6,5 млн. человек оказавшихся на территории НГХ 1/3 была сербами. Как только было провозглашено создание этого государства, усташи начали проводить в жизнь программу создания «чистого пространства для жизни хорватов» и «чистой хорватской нации». Усташи начали построение собственного государства по примеру Германии. Усташское правительство выпустило серию законов, приказов и правил, по которым фашистские методы террора и этнического геноцида становились легальными (Правило о незаконности кириллического алфавита, Правило о гражданстве, Правило о переходе из одной веры в другую и т.д.). Сербы были обязаны носить голубую повязку с буквой Р (pravoslavac), по которой сербов было очень удобно распознавать во время погромов. Использование кириллицы было запрещено даже на надгробных памятниках. После этого сербам и евреям запретили ходить по тротуарам, теперь они могли пользоваться лишь серединой улицы, а вскоре во всех учреждениях, кафе, магазинах, автобусах и трамваях появилась надпись: «вход запрещён сербам, евреям, бродягам и собакам».
Массовые убийства сербов начались уже в 1941 г. резнёй в окрестностях г. Беловара, в г. Бане в мае, В г. Лике в июне. Появилось большое число так называемых «диких усташей» — отрядов карателей-мародёров, не подчинявшихся никакой центральной власти и организовывавшихся на местах. Летом 1941 г. их было уже 25-30 тысяч и глава НГХ — Анте Павелич, под давлением немцев, обоснованно считавших, что геноцид сербов вызывает их вооружённое восстание, был вынужден издать специальный приказ 9 августа 1941 г. о роспуске этих формирований. Но отряды распущены не были, а просто влились в состав официальных усташских формирований, тем самым, легализовав свою деятельность.
Террор усташей в особенности был направлен на Сербскую Православную Церковь, как на духовную основу сербского народа. После 10 апреля 1941 г. семь епархий СПЦ, попавшие в НГХ были обезглавлены. Нижестоящее духовенство либо уничтожили, либо изгнали, либо взяли в плен. Было убито два митрополита и один епископ, ещё одного интернировали в Италию, а троих иерархов изгнали в Сербию. На протяжении войны большое число сербов было насильно обращено в католичество. Одна боснийская газета писала, что к сентябрю 1941 г. только в одном диоцезе Баня-Лука в католическую веру было обращено более 70 тыс. сербов, к 1945 г. число новообращённых в НХГ достигло 300 тыс. человек. Миле Будак — «доглавник», то есть заместитель Павелича, занимая в НГХ пост министра религии и образования, проводил политику уничтожения по отношению к православным христианам и евреям. Но так как эта политика была невозможна без непосредственного участия католической церкви, особенно в деле обращения православных в католиков, то ответственность за неё ложится на хорватскую епархию и, прежде всего на архиепископа Алоиза Степинаца.
на фото: На фото: папа Иоанн Павел II совершает мессу в день беатификации кардинала-палача Степинаца. Октябрь 1999 г., Мария Бистрица, Хорватия.
Как церковный пастырь, Степинац должен был выступить против действий правительства НГХ по уничтожению других народов, в особенности тех, которые предпринимались правительством от имени католической церкви, но он этого не сделал, а, следовательно, полностью поддержал усташей. Архиепископ Степинац приветствовал создание НГХ как дарованное самим Господом Богом. Алоиз Степинац уже 12 апреля посетил Славко Кватерника и принёс присягу верности усташскому режиму, а уже 16 апреля он встречался с вернувшимся из Италии Анте Павеличем. Эти встречи плюс выступления по радио происходили до 17 апреля, то есть до капитуляции Югославии. А уже 28 апреля 1941 г. архиепископ Степинац разослал циркулярное письмо священникам своего диоцеза, в котором выражал радость по поводу создания НГХ, «вечную» благодарность «вождю дружественного и союзного народа» Адольфу Гитлеру и «беспредельную» верность поглавнику Анте Павеличу. В апреле того же года поглавник НГХ А. Павелич посетил Рим, где ему была дарована аудиенция папы. После войны Пий XII так характеризовал поглавника: «Павелич — хороший католик и хороший человек». Тем самым святой престол признал усташей и созданную ими независимую Хорватию если не де-юре, то де-факто. В Загреб даже прибыл с апостольским визитом монсеньер Джузеппе Рамиро Марконе.
Все двенадцать католических епископов Хорватии стали верными слугами нового режима. Лишь престарелый епископ города Мостар Алоизие Мишич из всего высшего католического духовенства Хорватии осмелился выступить против усташского режима. 26 июня 1941 г. газета «Hrvatski List» опубликовала воззвание доглавника и министра по делам религии и образования Миле Будака, в котором он предельно кратко изложил программу усташей по отношению к сербам: «Треть сербов следует перекрестить и растворить в хорватах, треть изгнать и треть уничтожить». В этот же день в Загребе состоялась встреча тех, кто должен был принимать в лоно Римско-католической церкви раскаявшихся схизматиков — иерархов католической церкви Хорватии. 29 июня епископы отправились к поглавнику, дабы засвидетельствовать ему свою преданность и доверие. На этой встрече епископы католической церкви засвидетельствовали свою готовность сотрудничать с НГХ «во имя светлого будущего нашей родины», «сотрудничать» в деле уничтожения другого народа, перевода его в другую веру, то есть способствовать всем начинаниям усташского правительства, чьи намерения так лаконично и чётко задекларировал несколькими днями раньше Миле Будак.
Усташи возглавили насильственное обращение православных в католическую веру. Обращению подлежали лишь малограмотные и бедные крестьяне, считалось, что они могут стать «истинными хорватами». Так как они были практически неграмотны и слабо понимали разницу между католичеством и православием, то время на изучение катехизиса не тратили и перекрещивали желающих по первому требованию. Позже, против такого обращения, часто без личной убеждённости и понимания веры выступал архиепископ Степинац. А вот вторичное крещение любого имевшего среднее образование законами НГХ запрещалось. Учителя, торговцы, зажиточные ремесленники и крестьяне и, прежде всего, православные священники считались носителями «сербского сознания», поэтому у них оставалось всего лишь два пути: либо покинуть НГХ, либо умереть.
Особенно усердствовали в проведении карательных операций и в повторном крещении монахи францисканского ордена. Летом 1941 г. в Ливанийском округе францисканец Сречко Перич обратился к хорватам с речью: «Братья хорваты, идите и перережьте всех сербов, а для начала зарежьте мою сестру, вышедшую замуж за серба, а потом всех сербов по порядку. Когда с этим покончите, приходите ко мне в церковь, я вас поисповедаю и все грехи вам простятся». В этом округе было убито 5,6 тыс. сербов. Вначале сербов пытались заставить принимать католичество мирным путём: убеждали крестьян, что они хорваты, лишь по недоразумению оказавшиеся православными, косвенным путём убеждали принимать католицизм, обычно начиная с тех, кто состоял в смешанном браке.
Когда эта кампания не принесла плодов, усташи перешли к массовому переводу в католицизм, который одобрила прошедшая 17 ноября 1941 г. конференция усташского епископата, причём прошедшая под наблюдением, оставленного в НГХ в качестве папского легата, Джузеппе Рамиро Марконе. После этого в Загребе произошло массовое вторичное крещение, а в города и сёла Военной Краины и Боснии-Герцеговины, имевшие большой процент православных, хлынули отряды вооружённых усташей в сопровождении католических священников (часто это были самостоятельно организованные, без какого-то бы ни было приказа свыше, так называемые отряды «диких усташей», ещё существовавшие в это время, несмотря на приказ от 9 августа 1941 г. об их роспуске). По всем деревням сербской общины Чемеркици был оглашён приказ властей НГХ: всем мужчинам от 16 до 60 лет явиться в г. Вргинмост для переведения в католическую веру. Прибыло 2300 человек. Из них 400 человек сумели сбежать, поняв, какая участь их ожидает. Остальных на ночь заперли в церкви, а утром расстреляли.
Иногда сербов сначала переводили в католицизм, а затем только убивали. Вот что говорил обречённым в селе Клепец католический священник Томас Илья: «вы ошибаетесь, если думаете, что мы переводим вас в католичество для сохранения вашего имущества, пенсии или платы. Не хотим мы спасать и вашу жизнь, а только ваши души».
Усташская печать выходила в это время под громкими заголовками: «Целое село Будинце перешло в лоно Католической церкви», «Хорватские граничары вернулись к вере отцов (2300 душ)» и тому подобными. В извещении Св. Архиерейского Синода Св. Архиерейским собором приводились следующие цифры: из 577 представителей православного духовенства в НГХ 219 пали от рук убийц, часто вместе с большинством своих прихожан. Ещё несколько десятков человек погибли, защищая себя и свою веру. Из них 157 человек были убиты в Боснии и Герцеговине. Остальным удалось спастись на территории Сербии. Усташами было сожжено или взорвано 450 православных церквей, нередко вместе с верующими. В Горнокарловацкой епархии из 189 церквей 173 были уничтожены. Остальные православные храмы были либо просто разорены, либо в них проводилось католическое богослужение. К конференции 26 июня 1941 г. в Хорватии были обращены в католичество, изгнаны из страны или замучены сотни тысяч сербов.
Через двое суток, 28 июня, то есть в Видовдан — день Св. Вита, когда сербы собираются, чтобы почтить память павших в битве на Косовом поле в 1389 г., усташи развязали вторую волну репрессий, которая обрушилась преимущественно на Боснию и Герцеговину, области, где процент православных в то время был равен примерно 50%. День был выбран усташами специально, но кроме этого усиление репрессий связано и с тем, что большая часть подразделений Вермахта покинула территорию НГХ в связи с началом войны против Советского Союза, до этого немцы хоть как-то сдерживали усташей. А после 22 июня, когда армейские подразделения, с омерзением относившиеся к деятельности усташских карателей и хоть как-то её сдерживавшие хотя бы одним своим присутствием, покинули Балканы. Там, в основном остались части СС и Гестапо, то есть те же самые каратели. Итальянцы же, не располагая достаточно большими силами, отошли в свою оккупационную зону — на Адриатическое побережье. А хорватский епископат, вместо возмущения, 29 июня в Загребе раболепно клялся в верности Павеличу.
Открыто выступил против усташей и развязанного ими террора только епископ Мостара Алоизий Мишич. После резни в день св. Вита он распорядился чтобы, священники его диоцеза зачитали в церквах суровое напоминание о том, что те, кто запятнал себя грехом человекоубийства, не могут рассчитывать на отпущение грехов. И хотя это всего лишь библейская истина, но напоминание её в тех условиях могло стоить Мишичу жизни — многие католические священники погибали лишь за произнесение вслух «Не Убий» или за отказ читать «Te Deum» в день рождения поглавника. Спас его, скорее всего, преклонный возраст и широкая известность.
Не сумев до конца уничтожить православное население в НГХ и потеряв возможность делать это в таких размерах, как в первые три месяца, усташи стали искать обходные пути и искоренять сербство другими методами. Была создана сеть концентрационных лагерей смерти.
До начала войны на территориях, позднее вошедших в НГХ, проживало от 1,8 до 2,2 млн. сербов. К концу войны оставалось менее полумиллиона. Реки, протекавшие по территории НГХ, несли в Сербию тысячи изуродованных тел. Это может показаться преувеличением, но вот свидетельства очевидца — Юрия Константиновича Амосова, ныне члена совета Народно-Трудового Союза — эмигрантской организации, существующей с 1930 г: «Летом 1941 г. мы жили в Белграде, мне было 14 лет. Несмотря на жару все пляжи на р. Дунай и р.Сава были закрыты, вода была отравлена трупами, громадное количество которых плыло из Хорватии и оккупированной венграми Воеводины». В результате практически осуществилась мечта Павелича, который говорил: «Если государство и я должны будем исчезнуть, всё же после нас останется некая единая национальная территория, которую мы оставим как наследство. Тогда, по крайней мере, сербский вопрос будет решён». До окончательного решения «сербского вопроса» в Хорватии оставалось ровно пятьдесят лет.
