"Необычный православный священник" или иудеохристианин

Статья посвящена жизни и обращению в христианство свящ. Александра Виноградского, настоятеля храма свт. Николая в Старом городе Иерусалима  

3 марта 2005 года

Что заставило бывшего ортодоксального иудея, родители которого пережили Холокост, стать православным священником и служить иммигрантам-христианам в Израиле?

Для справки: протоиерей Александр Виноградский - участник иудеохристианского диалога, член «Экуменического богословского братства Израиля» и ложи Бнай-Брит. Окончил Антверпенскую йешиву в 1973 г. Бывший раввин. В свое время получил официальное разрешение от католиков на служение с униатами (до 1995 г.). Руководитель организации «Рiдна Хата — בית מר שפטיצקי » (Иерусалим),связанной с сохранением наследия униатского «митрополита» Андрея Шептицкого. С 2008 г. — советник по еврейской культуре в ассоциации «Менора» при Большой синагоге Иерусалима. Профессор Талмуда в ассоциации «Мемра». Активный участник конференций, проводимых  сектой о. Георгия Кочеткова 

на фото: О. Александр Виноградский с редакцией газеты «Кифа» (секта о. Георгия Кочеткова).

В юношестве родители Бен Баруха много способствовали его учению, стремясь, чтобы он воспринял и их языки, и их философию: Талмуд, Тора, еврейская литература, сионизм, иврит, идиш, русский, украинский… и язык тех, кто совсем недавно убил до 300 человек его родных, – немецкий.

Проведшему детство в 50-е годы в нескольких западно- и восточноевропейских странах Бен Баруху не всегда было понятно, почему его родители так настаивали на этом. Ведь перенесшая страшную травму мать больше никогда ни слова не произнесла по-немецки и не ступала на немецкую землю, где ее семья жила когда-то до войны. Однако одно из самых ярких воспоминаний о матери, оставшихся у него с детства, – о том, как она упорно добивалась, чтобы в восьмилетнем возрасте он говорил по-немецки безупречно чисто и без акцента. Тогда его послали изучать язык в Австрию, в маленькую баварскую деревушку.

«Это очень в раввинистическом духе, – вспоминает он почти пять десятилетий спустя. – Она говорила: «Ты принадлежишь к другому поколению, твой долг – примириться с немцами. Это – дело вашего поколения».

Эти ее слова впоследствии подтолкнули его избрать совершенно необычный путь.

В возрасте 24 лет, после изучения еврейского философа Эммануэля Левинаса в Париже, сравнительного языкознания со специализацией на идише в Копенгагене и раввинистического учения в Антверпене, он шел по улице в Женеве и внезапно почувствовал импульс войти в церковь. Он зашел, как любой любопытствующий турист, и вышел без каких-либо особенных ощущений. Тем не менее, несколько месяцев спустя, уже в Париже, началось его обращение в христианство.

Хотя сегодня его решение ставит в тупик и иудеев и христиан, он говорит, что объяснить его не может никак, кроме как сказав, что это его судьба – и крест.

После обращения и изучения православия он со временем стал диаконом (или ведущим молитву в церкви) в 1987 году, а затем, в 1995, сделал следующий шаг ища возможности более тесного общения с людьми – стал священником.

Уже в этом качестве он не только общался с прихожанами православных церквей, но читал лекции и преподавал сравнительное богословие и лингвистику по всей Европе, пока в 1998 году его не пригласили служить в Патриархии иерусалимской греческой православной церкви. Более шести лет он служит православным христианам в Израиле, говорящим на славянских языках, из которых многие, как и он сам, имеют еврейские корни.

Сегодня ему 56, и когда смотришь, как он пьет кофе в иерусалимском кафе, то вся его личная и семейная история кажется скрытой под простым черным облачением до полу и круглой шапочкой-таблеткой греческой православной церкви. Хотя он по-прежнему отзывается на «Аврам», но принял и русское имя, данное ему вместе с саном, – отец Александр.

Он говорит, Израильтяне часто глазеют на него, как в зоопарке. При всем том, он не отказывался ни от своих корней, ни от своего народа. Христиане тоже не могут понять и часто смущаются от его приговорок на иврите и идише, цитат из Торы и Талмуда. При этом его не привлекает учение мессианских евреев или евреев за Иисуса.

До сегодняшнего дня он никогда публично не рассказывал о своем прошлом и о своем пути.

Вы – иудей?

Я, естественно, принимаю веру и учение христиан, хотя не могу сказать, что отказался от своего еврейского происхождения или иудейских корней. Многие евреи оставляют иудаизм и становятся обычными, нормальными христианами, отвергая свое прошлое, но я так не хочу, я хочу оставаться тем, кто я есть. Я еврей, потому что связал себя с судьбой еврейского народа, но только евреи могут засвидетельствовать, что я действительной принадлежу к ним. Я не увлекаюсь мечтаниями о том, что мы все – одно целое, как это делают некоторые христиане. Иудаизм и христианство – разные вещи. Это может восприниматься как противоречие, но так оно и есть, и здесь я не одинок. Есть много священников, евреев по происхождению, которые много помогали израильскому обществу.

Как Ваша семья отнеслась к Вашему обращению?

Об этом трудно говорить, но моя семья считала, что меня для них не существует, как если бы я умер. Но 20 лет назад, в последние дни своей жизни, моя мать приняла меня и позволила помогать ей. Я помог отцу поселиться в еврейском доме для престарелых и позднее похоронил их обоих по иудейскому обычаю. Многие люди, обратившись в христианство, стараются окрестить своих родителей, но я никогда не пытался повлиять на их веру.

Как на Ваше представление о призвании повлияло то, что Вы родились в семье, выжившей в Холокост?

Я всегда считал, что мы не «выжили», а преодолели, победили «шоах». Мне не нравится слово «выжившие» (survivors). Что бы ни произошло, мы выживем. Христиане меня считают прежде всего евреем, и в каком-то смысле, в частности потому, что я посвятил свою жизнь установлению взаимопонимания и примирению между иудеями и христианами, я мог бы легко избежать этих проблем, но я принимаю этот вызов сознательно, поскольку любой шаг в сторону примирения и прощения кажется мне важным.

Из всех существующих форм христианства почему Вы выбрали именно византийское или восточное православие?

Я выбрал православие, т. к. оно ближе всего к иудейской традиции, хотя обычно это стараются не замечать. Очень немногие христиане знакомы с иудаизмом, и очень немногие иудеи знают христианский мир. Хотя в Израиле сейчас все больше и больше выходит книг на иврите о восточно-византийских исторических связях Святой Земли. Некоторые уважаемые русские богословы (хотя и не всеми однозначно воспринимаемые), как, например, Владимир Соловьев, указывали на эту связь и на то, как важен иудаизм для православия.

Как Вы в себе примиряете противоречия между иудаизмом и христианством?

Не думаю, что это возможно. Понадобятся века, чтобы исправить то, что накопилось за века взаимной неприязни и невежества. Я не хочу сейчас говорить о конкретных различиях, потому что иногда это всего лишь личная точка зрения, или то, что вам сказал кто-то, и совсем не обязательно то, что есть на уровне закона в иудаизме или христианстве. Скажу только, что стараюсь примириться и уважать всякую живую душу, любого человека, живущего в этой стране.

Как Вас принимает иудейское общество в Израиле?

Однажды на площади Кикар-Цион (в Иерусалиме) израильские девушки раздавали какие-то подарки (уж не помню, что) и давали всем, кроме меня. Я их спросил, почему. Они ужасно удивились и стали спрашивать меня «Как это священник говорит на иврите? Вам здесь не одиноко? У вас исповедь бывает?»

Я им ответил: «ашамну, багадну, газалну» («мы виноваты, мы предавали, мы грабили» – словами из иудейской исповеди «видуи»). Они были в шоке и спросили, откуда я узнал эти слова. Я ответил: «Разве иудейский мир закрыт для других? Разве о нем никто не знает?» Они очень обрадовались и дали мне один из своих подарков.

Я говорю «шалом» всякому, с кем общаюсь. Нужно быть настоящим человеком («менш» на идише), быть открытым, улыбаться, говорить не боясь, и даже если меня отталкивают, я снова пытаюсь наладить общение.

Почему Вы приехали в Израиль?

Я всегда хотел жить в Израиле, с детства. Мои родители были сионистами.

Несколько родственников 120 лет назад выкупили земельный участок в Хайфе, можно сказать, спонсировали страну. Многие годы я изучал лингвистику и богословие и много ездил по Европе как преподаватель. В это время была большая алия (эмиграция) из-за «закона о возвращении». Для многих это создавало огромные проблемы национального самосознания, особенно для тех, кто приезжал из бывшего Советского Союза из «смешанных» семей, т. е. детей смешанных браков иудеев и христиан или евреев, выросших в христианской среде.

В коммунистических странах люди всегда жили в страхе, постоянно спрашивая себя, возводить ли вокруг себя стену или открыться для большего понимания. Здесь они теперь не знают, где они находятся, где свое, а где чужое, и мне хочется помочь им открыться для понимания, а не отвержения и ненависти.

В 1998 г. в Греческой Православной Патриархии, решая, как поступить с православными христианами-славянами с еврейскими корнями, узнали о том, что есть такой православный священник из евреев, говорящий на славянских языках. Покойный патриарх Диодор получил рекомендательное письмо от православной церкви в Европе, где было написано, что я знаю и Израиль, и Православие, что читал курсы об иудейских корнях православных церквей, особенно в отношении происхождения богослужения и молитв. И патриарх и Священный Синод пригласили меня сюда.

Я мог бы приехать и по «закону о возвращении», но я никогда ничего не просил у государства.

Прежде всего, я приехал сюда ради примирения иудеев и христиан, а также потому, что хотел духовно окормлять православных верных, которые приехали сюда после падения коммунистического режима в бывшем Советском Союзе и других восточноевропейских странах. Я хотел помочь им жить в соответствии со своей духовной традицией и помочь Израилю принять и интегрировать этих людей в свое общество, с уважением относясь к их духовным и культурным корням.

В Греческой Православной Церкви в Израиле в основном греческое священство и арабская паства. Какой подход вы используете в богослужениях для израильтян-иммигрантов из бывшего Советского Союза, для которых и греческое, и арабское общество и культура чужды?

Я веду Литургию на 80 процентов на иврите. Для меня это решение имеет и нравственную, и духовную подоплеку; от политики я стараюсь держаться в стороне. В моем храме в Старом Городе –  Церкви Св. Николая – я молюсь сначала на иврите, потом на современном русском, украинском, немного на румынском, арабском и церковнославянском. Я стараюсь подстраиваться под духовное понимание присутствующих.

Вокруг живут в основном арабы, но я служу на иврите, потому что наша задача помочь инкультурации наших прихожан в израильское общество, чтобы они могли полноценно жить в нем, а не просто быть русскими или бывшими советскими людьми в Израиле. Я также объясняю им культурный контекст. Когда мы читаем Евангелие, я часто провожу сравнения с параллельным недельным циклом чтений из Торы и объясняю, что «это та этическая и культурная среда, в которой вы живете». Я все время объясняю и сравниваю.

Я не хочу служить только на одном каком-то языке, потому что Бог, я думаю, принимает любой языке. В Талмуде (Сота 7:1) есть в точности та же фраза, что и в Евангелии, в Книге Откровения, что Бог собрал людей «из всех племен и колен, и народов и языков».

Гораздо интереснее и труднее объяснять значение Писания сегодня, для современного человека. Многие семьи здесь смешанные, разного происхождения, где только один из супругов или родственников еврей. Задача связать иудейский образ жизни, который вокруг нас, с христианской традицией, которая здесь зародилась. Гораздо лучше видеть общее, чем систематически выстраивать стены и разделять группы людей.

С какими проблемами сталкиваются иммигранты-славяне, выросшие в христианской среде, но имеющие еврейские корни? Как вы им помогаете, что советуете?

У меня есть церковь, но меня больше заботит, чтобы у приезжающих сюда и их детей была возможность стать нормальными израильскими гражданами, оставаясь при этом самими собой.

Они в замешательстве, их разрывают изнутри вопросы о том, кто они, им нужно обрести мир. Я стараюсь помочь им не пытаться отказаться от себя или своей семьи. Они не знают, как себя вести, на ком жениться или за кого выходить замуж, идти ли армию.

Я рассказываю им о христианском и иудейском отношении к жизни, говорю им об израильских законах, ведь они не подозревают, что в этой стране законы, защищающие права человека, очень сильны. Очень многим русским или, скажем, эфиопам, трудно понять, что у них есть права и обязанности и что с этим надо жить.

Если люди говорят, что не хотят служить в армии, я у них спрашиваю: кто вас привез в Израиль? Для чего вы здесь? Можете ли вы этот опыт служения в армии обратить на благо, прежде всего для себя? Я у них спрашиваю: «Это ваша страна? Кто будет служить в полиции или в армии в субботу?» Я им говорю: «Найдите способ найти свое место в этой новой жизни в вашей новой стране».

Если живешь в этой стране, надо как-то соотносить себя с местными традициями.

Более того, христиане знают, что их долг – молиться и уважать власти и наследие той страны, в которой они живут, ведь об этом говорит Евангелие.

Как Греческая Православная Патриархия относится к вашим методам и убеждениям?

Есть люди, которые не понимают меня и не верят мне, есть те, кто не уверен, что мне надо оставаться здесь. Но официально Греческая Православная Патриархия меня поддерживает: они меня сюда привели, они же дали мне храм. Они видят, что есть нужда, они официально поставили меня во главе славянской израильской общины в рамках Греческого Православного Патриархата.

У нашего патриарха Иринея есть приговорка, которая здесь очень подходит: «Сига сига, швая швая, леат леат, но потихонечку» - то есть «не торопясь» по-гречески, по-арабски, на иврите и по-русски.

Каково отношение греческой православной церкви к иудаизму?

У всех православных церквей сейчас большие проблемы с признанием ценности современной иудейской традиции и ее связи с христианской традицией. Причина проста: взаимное невежество или, лучше сказать, отчуждение. Между иудеями и христианами в Израиле стена отчуждения огромна, и, как всегда, это особенно чувствуется в Святой Земле, где от политики никуда не уйдешь. Я пытаюсь, хотя это и очень непросто, пробить брешь в этой взаимной и ежедневно возводимой стене непонимания и незнания.

Церкви здесь исторически всегда были связаны с арабами, так что они многое знают и принимают из мусульманского мира, как например литургический язык Корана. Что же касается евреев и иудаизма, есть какое-то неизменное невежество. Я стараюсь помочь установить хоть какую-то связь, ведь контекст Евангелия весь целиком укоренен в иудейской традиции первого века.

Есть некоторые точки пересечения, которые должны помочь установить какие-то положительные связи. Например, и иврит, и греческий – древние языки, которыми пользуются и в наше время. То, как они приспосабливаются к современному миру, как выбирают слова для того, чтобы называть новые вещи и идеи, очень похоже. Вера часто связана с такими «священными языками». Тот факт, что они в современном мире используются в разговорной речи, может помочь навести мостки между простым, народным и «священным» в языке.

Наряду с другими писаниями в греческой православной церкви, как и в других православных христианских церквях, читают Танах, т. е. официальный греческий перевод семидесяти еврейских старцев из Александрии или Септуагинту. Таким образом признается полноценность еврейского текста и традиционного понимания Танаха. Кроме того, и этот знаменитый перевод, да и язык Нового Завета полны семитизмов точно так же, как Талмуд полон греческих слов.

Как иудеи и христиане Израиля воспринимают ваше отношение к примирению?

Существует взаимное невежество, что-то вроде слепоты, которая может быть очень агрессивной, и с той, и с другой стороны. Например, если я говорю, что «Шма Исраэль» трижды в Евангелиях произносится Иисусом, большинство иудеев говорят, что не верят, что в Евангелии могут быть такие священные иудейские слова. Большинство же христиан говорят, что это не относится к евреям или иудаизму и что это надо толковать как святые отцы. Задача – найти тот узкий путь, который даст произойти встрече для тех, кто приехал сюда, особенно из коммунистических стран, многие из смешанных семей и культур. В коммунистических странах говорить правду не принято, если вообще что-либо говорить.

Большая «алия» из бывшего Советского Союза привела сюда множество христиан из стран, где восточное христианство и иудаизм существовали в очень похожей духовной обстановке, и когда появится возможность изучать и сравнивать, скажем, Любавича и Бреслова или разные церковные традиции, то можно будет многое понять, т. к. это влияет на многих наших прихожан и их понимание здешней культуры. И таким образом как-то позволяет открыть врата примирения.

Почему ваше понимание своего долга в отношении примирения сделало вас христианским священником, а не раввином или активным деятелем иудаизма?

Я действительно разделяю христианский символ веры, хотя сам никогда не объясняю его. С другой стороны, иудеям и христианам нужны такие «живые мосты», которые можно было бы противопоставить тому, что раньше было разрушено ненавистью или взаимными подозрениями.

Я выбрал путь христианина, который предполагает сознательное принятие риска быть отверженным и иудеями, и христианами.

Равви Лео Бек, главный раввин Германии, тоже переживший концентрационные лагеря, однажды написал, что «обращения (из иудаизма) редко являли дух смелой жертвы».

Мой путь включает и жертву. Все, что я сейчас делаю, это не то, как я бы распорядился собой, но это прямой результат следования духовному призванию. Это уже за пределами моей воли.

Лорэн Гельфонд Фельдингер, «Джерусалем Пост»

LAUREN GELFOND FELDINGER, THE JERUSALEM POST

3 марта 2005 г.