Мой духовник, монах-траппист (член католического монашеского ордена, возникшего в 1660-е годы и отличающегося особенно строгим уставом. – Примеч. пер.), тоже был святым мужем. Мне посчастливилось встретить более одного святого человека – даже на Западе. Они всё еще существуют.Чувствую, что одно из моих призваний – это доказать, в том числе и православным, что, даже живя в западной традиции, можно открыть для себя общие корни и жить по ним. Это возможно, но, конечно, не благодаря нашим усилиям, а благодатью Божией. И тогда я дошел до такого момента, когда больше не мог находиться лишь в духовном единстве с Православной Церковью, столь близкой моему сердцу. Мне хотелось настоящего, евхаристического единства. Поэтому я попросил принять меня в Православие.

Во всяком случае я против прозелитизма в любом виде, однако мы должны отвечать на вопросы, рассказывать о положении дел, если люди спрашивают. И Господь призывает всех к этому, скажем, «нужному месту».

Когда меня назначали игуменом моего монастыря (большое слово для маленькой реальности), на церемонии присутствовали католики, большинство из которых были бенедиктинскими монахами. Они спросили, можно ли им будет приходить, хотели бывать в этом месте. Они присутствовали также на православной литургии, и я познакомил их с епископом, который очень дружелюбно их принял. Это не было воспринято как враждебное действие против них или против Католической церкви, но как прямое следствие того, чему я всегда учил.