Кардинал Вальтер Каспер. Декрет об экуменизме: сорок лет спустя

21 ноября 1964 года II Ватиканский Собор торжественно обнародовал Декрет об экуменизме "Unitatis Redintegratio". Уже в самом вступлении документ утверждает, что "Христом Господом была основана одна и единая Церковь", что разделение противно воле Господа и что оно является "соблазном для мира и вредит самому святому делу - проповеди Евангелия". "Способствовать восстановлению единства между всеми христианами - одна из главных задач Священного Вселенского Второго Ватиканского Собора" (Unitatis Redintegratio: UR, n.1).

на фото: май 2008 года теплая неофициальная встреча Св. патриарха Алексия и главы Папского совета Ватикана по вопросам христианского единства кардинала Вальтера Каспера

С тех пор прошло сорок лет, на протяжении которых документ вызывал широчайшие отклики, и его влияние выходит далеко за пределы католической Церкви. Сорок лет - библейская мера времени. Поэтому у нас есть причины спросить себя: какова была цель этого декрета? Каковы оказались его последствия его публикации? Как сейчас обстоят у нас дела с экуменизмом? Какой путь еще предстоит совершить этому движению? Quo vadis, экуменизм?

Собор - это Великая Хартия церковного пути для двадцать первого века. Папа многократно утверждал, что вступление на путь экуменизма необратимо и что экуменизм - одна из первоочередных задач его понтификата. В таком случае нам следует спросить себя: каковы католические принципы экуменизма в том виде, как их сформулировал декрет Ватиканского Собора?

Подготовка Декрета

Декрет об экуменизме не возник из ничего. Он входит в контекст экуменического движения, которое, родившись в XX веке вне Католической Церкви, совершило решающий поворот в 1948 году с созданием Совета по единству Церквей.

Католическая Церковь долго относилась к экуменизму с недоверием. Однако его принятие Вторым Ватиканским Собором уходит корнями в католическое богословие XIX века. Его предтечами и первопроходцами стали прежде всего Иоханн Адам Мелер и Джон Генри Ньюман.

На официальном уровне тоже происходили события, подготавливавшие путь. До Второго Ватиканского Собора Папы уже поощряли молитву о единстве и "Неделю молитвы о единстве христиан". Лев XIII и Бенедикт XV подготовили поворот к экуменизму. Пий XI явно одобрил "Мехелекские беседы" (1921-1926 гг.) с англиканами,

Пий XII сделал, еще один шаг в этом направлении. В Инструкции, опубликованной в 1950 году, он открыто поддержал экуменическое движение, подчеркнув, что его источником является действие Святого Духа. Кроме того, этот Папа написал ряд новаторских энциклик. Поэтому было бы ошибкой игнорировать эту важнейшую преемственность, считать Собор радикальным разрывом с Преданием и определять его как рождение новой Церкви.

Экуменизм - выражение эсхатологической динамики Церкви

И все же на Соборе начинается нечто новое: речь идет не о новой Церкви, а об обновленной. Папа Иоанн XXIII придал ей первоначальный импульс. Его можно справедливо считать духовным отцом Декрета об экуменизме, так как именно он захотел созвать Собор и он же определил его цель: обновление внутри католической Церкви и единство христиан.

В мои намерения не входит рассматривать здесь бурную историю создания Декрета об экуменизме, благодаря которому был в конце концов преодолен ограниченный взгляд контрреформаторской и посттридентской Церкви и сделан шаг вовсе не к "модернизму", но, скорее, обратно к библейскому и святоотеческому преданию и преданию высокого Средневековья. Этот шаг дал возможность по-новому и более ясно понять природу Церкви.

Собор смог принять экуменическое движение, потому что он рассматривал Церковь тоже как движение - как странствующий Народ Божий. Иными словами, Собор заново подчеркнул эсхатологическое измерение Церкви, показав, что это последнее есть нечто отнюдь не статическое, а динамическое, и что Народ Божий пребывает в пути между "уже" и "ещё". Собор включил экуменическое движение в эту эсхатологическую динамику. Экуменизм, понимаемый таким образом, есть путь Церкви. Он не является ни добавлением, ни приложением, но составной частью органической жизни Церкви и ее пастырской деятельности. С эсхатологической точки зрения экуменическое движение тесно связано с миссионерским. Экуменизм и миссия подобны двум близнецам.

Миссия - эсхатологическое явление, благодаря которому Церковь воспринимает культурное достояние разных народов, очищает его и обогащает, при этом обогащаясь сама и достигая полноты своей кафоличности. Точно так же, в экуменическом движении Церковь участвует во взаимном обмене дарами с отделившимися Церквами, обогащает их и вместе с тем глубоко принимает их дары и приводит их к полноте их кафоличности, а тем самым полностью воплощает свою собственную кафоличность. Миссия и экуменизм - две формы эсхатологического пути и эсхатологической динамики Церкви.

Собор не был настолько наивен, чтобы не понимать опасности, которую несло с собой включение экуменического движения в эсхатологическую динамику Церкви. Эта динамика, как часто происходило в истории, могла быть ошибочно истолкована как некое прогрессистское движение, для которого наследие древних традиций воспринимается как устаревшее и от него отказываются во имя, так сказать, прогрессивного взгляда на веру. Там, где дело обстоит так, существует реальная угроза релятивизма и безразличия, своего рода "дешевого экуменизма", который в конце концов оказывается бесполезен. Вот почему экуменическое движение часто становилось добычей движений, подвергавших критике Церковь, и использовалось против нее.

Догматический лаксизм ведет к непониманию сути эсхатологического аспекта Церкви. Действительно, эсхатон связан не с будущей реальностью, находящейся вне истории. Благодаря Иисусу Христу и излиянию Святого Духа он окончательно вошел в историю и присутствует в Церкви. Сама Церковь есть явление эсхатологическое; единство же - ее главная черта -не является поэтому целью, относящейся к отдаленному будущему, и еще менее - эсхатологической целью. Церковь уже есть "Единая и святая". Экуменический путь - не путешествие в неведомое. Церковь будет в истории тем, что она есть, всегда была и всегда будет. Она пребывает в пути полного и конкретного воплощения присущей ей природы в жизни. Католические принципы экуменизма, сформулированные Вторым Ватиканским Собором, а впоследствии папой Иоанном Павлом II, очевидно и недвусмысленно противоречат иренизму и релятивизму, которые стремятся все сделать банальным. Экуменическое движение не отбрасывает ничего из того, что было до сих пор драгоценным и важным для Церкви и ее истории; оно остается верным истине, которая была признана и определена как таковая в истории, и не добавляет к ней ничего нового. Экуменическое движение и цель, которую оно ставит, то есть полное единство учеников Христа, остаются в рамках и в русле Предания.

Однако само Предание не является, согласно двум великим предшественникам Собора, И. А. Мелеру и Дж. Г. Ньюману, чем-то застывшим - это предание живое. Речь идет о событии во Святом Духе, Который ведет и наставляет Церковь на всякую истину, как обещал Господь (Ин 16, 13), неустанно открывая Евангелие, которое было передано нам раз и навсегда, и давая нам возможность все глубже постигать истину, явленную в откровении раз и навсегда. По словам епископа-мученика Иринея Лионского, именно Дух Святой хранит ее юность и свежесть в апостольском наследии, которое было передано нам раз и навсегда.

В этом смысле экуменическое движение - явление харизматическое и "дело Святого Духа". Действительно, ведь Церковь обладает не только институциональным аспектом, но, как подчеркивал Собор, и харизматическим. Это значит, что экуменизм - новое начало, порождаемое и направляемое Святым Духом. Святой Дух, душа Церкви, сообщает единство и многообразие даров и служений. Именно поэтому Собор смог утверждать, что духовный экуменизм - сердце экуменизма. А духовный экуменизм означает внутреннее обращение, обновление духа, личное освящение жизни, милосердие, самоотречение, смирение, терпение, а также обновление и реформу Церкви. Но прежде всего сердцем экуменического движения является молитва.

Как движение духовное, экуменическое движение не порывает с Преданием. Напротив, оно предлагает новое, более глубокое понимание Предания, преданного нам раз и навсегда. Благодаря ему новая Пятидесятница, предсказанная Иоанном XXIII в речи на открытии Собора, прокладывает себе путь. Благодаря ему возникает новый исторический лик Церкви, - не новая Церковь, но Церковь обновленная и обогащенная. Экуменизм, как и миссия, - это путь Церкви в XXI веке и в третьем тысячелетии.

"Subsistit in"-выражение исторически конкретной экклезиологии

Эсхатологическая и пневматологическая динамика нуждалась в концептуальном разъяснении. Это разъяснение Собор дал в Конституции о Церкви посредством вызвавшей множество споров формулы "subsistit in". Церковь Иисуса Христа осуществлена в Церкви католической. Редактор Конституции о Церкви, был настолько прозорлив, что предвидел, какой поток чернил будет пролит по поводу этого выражения. На самом деле, этот поток продолжает изливаться и, вероятно, много их еще будет истрачено, прежде чем поднятые проблемы будут разъяснены.

В ходе Собора "subsistit in" заменило собой предшествовавшее "est". Последнее in nuce заключало в себе всю проблему экуменизма в целом. Это "est" утверждало, что Церковь Иисуса Христа "есть" Католическая Церковь. Это строгое отождествление Церкви Иисуса Христа с Католической Церковью было очевидным, например, в энцикликах "Mystici corporis" (1943) и "Humani generis" (1950). При этом "Mystici corporis" все же признавала, что есть люди, которые, даже не будучи крещенными, принадлежат Католической Церкви благодаря своему желанию. Именно поэтому Папа Пий XII уже в 1949 году осудил то толкование выражения "Extra Ecclesiam nulla salus", которое приводило к исключению.

Собору удалось сделать важнейший шаг благодаря этому "subsistit in". С его помощью Отцы Собора хотели воздать справедливость тому факту, что вне католической Церкви есть не только отдельные христиане, но и "элементы Церкви", а также Церкви и церковные общины, которые, даже не имея друг с другом полноты общения, по полному праву принадлежат к единой Церкви, а для своих членов являются средством спасения. Итак, Собор знает, что вне католической Церкви существуют формы святости, идущей вплоть до мученичества. Следовательно, вопрос о спасении некатоликов решается уже не на индивидуальном плане, благодаря желанию отдельного человека, как сказано в "Mystici corporis", а на уровне институции и объективным церковным образом.

Понятие "subsistit in" в намерениях Богословской Комиссии Собора означало, что "конкретное место" Церкви Христа - Католическая Церковь; в ней мы находим Церковь Христа, и в ней она существует конкретно. То есть речь идет не только о чем-то чисто платоническом или исключительно будущем; она существует в истории конкретно и конкретно находится в Католической Церкви.

Если понимать выражение "subsistit in" таким образом, то оно вбирает в себя суть и главный смысл выражения "est". И все же оно больше не говорит о том, каким образом католическая Церковь воспринимает сама себя в терминах "splendid isolation", но вместо этого признает действующее присутствие единой Церкви Христа также в других Церквах и церковных общинах, даже если эти последние еще не находятся в полном общении с ней. Формулируя свою самотождественность, католическая Церковь устанавливает отношения диалога с другими Церквами и церковными общинами.

Поэтому, делая выражение "subsistit in" основанием для экклезиологического плюрализма и релятивизма, утверждая, что единая Церковь Христа осуществлена во многочисленных Церквах и что Католическая Церковь - лишь одна из них, мы совершим ошибку. Подобные теории экклезиологического плюрализма противоречат тому пониманию своей сути, которое было всегда, на протяжении всего Предания, присуще Католической Церкви (как и Православным Церквам) и которое Второй Ватиканской Собор принял и сделал своим. Сегодня, как и раньше, Католическая Церковь отстаивает свое право называться истинной Церковью Христа, в которой присутствует вся полнота средств спасения, однако теперь она видит это в перспективе диалога, принимая в расчет другие Церкви и церковные Общины. Собор не утвердил никакой новой доктрины, но он породил новое отношение, отказался от триумфализма и более реалистически, конкретно-исторически, и, можно сказать, смиренно, сформулировал традиционное понимание своей самотождественности. Собор осознавал, что Церковь находится в историческом пути, чтобы именно в истории конкретно воплотить то, что она "есть" по самой своей глубокой природе.

Этот смиренный и реалистический взгляд мы находим, прежде всего, в "Lumen gentium", п. 8, где Собор выражением "subsistit in" признает не только элементы Церкви вне ее видимой структуры, но и наличие грешных членов и структур греха в самой Церкви. В Народе Божием тоже есть грешники, а из-за этого духовная природа Церкви не очевидна для отделенных братьев и для мира; Церковь тоже несет ответственность за существующие разделения и, из-за них, за более медленное возрастание Царства Божия. С другой стороны, отделенным общинам порой лучше удавалось развить некоторые аспекты откровенной истины; сама же католическая Церковь в этой ситуации разделения не может полностью и конкретно развивать свою кафоличность. Вот почему Церковь нуждается в очищении и обновлении и неустанно должна следовать путем покаяния.

Такой самокритичный и исполненный покаяния взгляд является основой экуменического движения. Он предполагает обращение и обновление, без которых не может быть экуменизма и диалога, потому что диалог есть не только обмен идеями, но и взаимообогащение дарами.

С этой эсхатологической и духовной точки зрения целью экуменизма нельзя считать простой возврат других в лоно Католической Церкви. Цель полного единства может быть достигнута только путем усилия, направляемого Духом Божиим, и обращения всех к единому Главе Церкви - Иисусу Христу. В той мере, в какой мы едины со Христом, мы будем едины друг с другом и сможем конкретно и во всей полноте осуществить присущую Церкви кафоличность. Богословски эта цель была определена Собором как единство-общение.

Экуменизм под знаком экклезиологии общения

Основную идею Второго Ватиканского Собора, особенно Декрета об Экуменизме, можно обобщить в одном слове: "communio" - "общение". Само слово важно, чтобы правильно понять проблему "elementa ecclesiae". Это выражение наводит на мысль о некоем количественном, почти материалистическом аспекте, как если бы было возможно вычислить и сосчитать эти элементы и удостовериться, достаточно ли их. Такая "экклезиология элементов" уже подвергалась критике на заседаниях Собора, а особенно после него. Но Декрет об Экуменизме на этом не остановился. Он рассматривает отделившиеся Церкви и церковные Общины не как реальности, сохранившие лишь некоторое число элементов, более или менее важных в зависимости от случая, а как целостные реальности, проявляющие эти элементы в рамках своей общей экклезиологической концепции.

Эта перемена произошла благодаря понятию общения. Этим понятием, присутствующим уже в Библии и использовавшимся ранней Церковью, Собор определяет глубочайшую тайну Церкви, являющейся образом внутритроичного общения, образом Троицы. Вначале общение (communio) и общение святых (communio sanctorum) означали не общность христиан между собой, а приобщение (participatio) благам спасения, sancta, то есть sacramenta.

Крещение в этом смысле основополагающе. Это таинство веры, посредством которого крещеные приобщаются единому Телу Христову, то есть Церкви. Поэтому христиане-не-католики не находятся вне единой Церкви, а напротив, уже глубоко принадлежат к ней. Основываясь на общем крещении, экуменизм идет гораздо дальше чистого доброжелательства и простой дружбы. Речь не идет и об одной из форм церковной дипломатии: экуменизм обладает онтологической основой и онтологической глубиной, это событие Духа.

Конечно, крещение является только основой и отправной точкой. Приобщение к Церкви достигает своей полноты в Евхаристии, которая есть источник, горнило и вершина христианской и церковной жизни. Так евхаристическая экклезиология обретает свою основу уже в Конституции о литургии и в Конституции о Церкви.

Декрет об Экуменизме утверждает, что Евхаристия "и знаменует и осуществляет единство Церкви". Затем по поводу Православной Церкви сказано: "Церковь Божия созидается и возрастает совершением Господней Евхаристии в этих отдельных Церквах, а общение между ними выражается в совместном служении". Повсюду, где совершается Евхаристия, есть Церковь. Как мы еще раз настойчиво повторим чуть позже, это утверждение в высшей степени важно для понимания Восточных Церквей и различий, существующих между ними и протестантскими церковными общинами.

Все сказанное означает, что каждая поместная Церковь, которая совершает Евхаристию, является Церковью в полном смысле слова, но не всей Церковью. Поскольку существует только один Христос и одна Евхаристия, каждая Церковь, которая совершает Евхаристию, находится в общении со всеми другими Церквами. Единая Церковь существует во всех поместных Церквах и из них, и, напротив, поместные Церкви существуют в единой Церкви и из нее.

Если применить это понимание единства к экуменическому вопросу, то экуменическое единство, к которому мы стремимся, будет значить нечто большее, нежели некую сеть конфессиональных Церквей, которые, вступая друг с другом в общение через Евхаристию и проповедь, взаимно признают друг друга. Католическое понимание экуменизма берет в качестве предпосылки то; что уже существует, то есть единство в Католической Церкви и частичное общение с другими Церквами и церковными Общинами, чтобы от этого неполного общения придти к полному, к общению, подразумевающему единство в вере, таинствах и церковном служении.

Единство в смысле полного communio не означает единообразия; это единство во многообразии и многообразие в единстве. Внутри единой Церкви есть место для законного многообразия менталитетов, обычаев, обрядов, канонических правил, разных форм богословия и духовности. Можно сказать также, что суть единства, понимаемого как общение, и есть кафоличность в изначальном смысле этого слова, которое не конфессионально, а качественно. Эта кафоличность говорит о воплощении всех даров, которые могут принести поместные и конфессиональные Церкви.

Поэтому вкладом Unitatis Redintegratio в решение экуменической проблемы является не "экклезиология элементов", а различие между полным и неполным общением. Из этого различия следует, что экуменизм стремится не к тому, чтобы создавать ассоциации, а к тому, чтобы осуществить communio, не означающее ни ассимиляции, ни слияния. Такая формулировка экуменической проблемы является самым важным вкладом, сделанным Собором в экуменический вопрос.

Восток и Запад: две формы одного экуменического движения

Интеграция экуменического богословия в экклезиологию общения позволяет различить два типа разделений в Церкви: схизма между Востоком и Западом и разделения внутри самой Западной Церкви, начиная с XVI века. Между ними существуют не только географические и временные различия; речь идет о расколах разной природы. Тогда как при разрыве между Востоком и Западом структура Церкви, сложившаяся начиная со второго века, осталась той же, Общины, порожденные Реформой, ставят нас лицом к лицу с совсем другой церковной моделью.

Восточная схизма включает как древние Восточные Церкви, которые отделились от имперской Церкви в IV и V веках, так и раскол между Римом и восточными Патриархатами, символической датой которого считается 1054 год.

Конечно, Собор не сводит различия исключительно к политическим и культурным факторам. С самого начала Восток и Запад по-разному приняли одно и то же Евангелие и создали разные формы литургии, духовности, богословия и канонического права. И все же они единодушны в том, что касается основополагающей структуры, как евхаристической и таинственной, так и епископальной. Национальные и международные диалоги, начатые после Собора, подтвердили это глубокое общение в вере, таинствах и епископальной структуре.

Поэтому Собор говорит об отношениях между поместными Церквами как между Церквами-сестрами. Эта формулировка, еще несколько расплывчатая в Декрете об экуменизме, была вновь использована и развита в ходе переписки между Папой Павлом VI и Патриархом Афинагором 1, "Tomos agapis".

Восстановление полного общения предполагает внимательное изучение различных факторов разделения и признания законных различий. Собор отмечает, что во всем, что касается различий, очень часто речь идет скорее о взаимодополняющих элементах, чем о расхождениях по существу и противоречиях. Собор заявляет, что "все это духовное и литургическое наследие, в своих различных преданиях, принадлежит полноте кафоличности и апостольского характера Церкви". Чтобы восстановить единство, не следует возлагать бремени более необходимого.

Истинной проблемой в отношениях между Востоком и Западом является вопрос о служении Петра. Папа Иоанн Павел II пригласил к братскому диалогу относительно осуществления этого служения в будущем. Мы не можем здесь излагать ни сложные исторические вопросы, связанные с этой проблемой, ни нынешние возможности переосмысления и пересмотра догматов, обнародованных Первым Ватиканским Собором. Напомним лишь, что Симпозиум, организованный в мае 2003 года Папским Советом по содействию христианскому единству совместно с Православными Церквами привел к открытости с обеих сторон. Мы надеемся, что международный богословский диалог сможет вскоре вернуться и вплотную заняться изучением этой темы.

Западный раскол, произошедший вследствие Реформы XVI века, обладает другой природой. Как явно признает Декрет об экуменизме, речь идет о сложном и неоднозначном явлении, как исторического, так и вероучительного характера. С общинами, родившимися в результате Реформы, мы тоже связаны многими важнейшими элементами, присущими истинной Церкви, особенно проповедью Слова Божия и Крещением. Во многих документах послесоборного диалога эта общность была расширена и углублена.

Но все-таки существуют и "разногласия большой важности, не только исторического, социологического, психологического и культурного свойства, но в первую очередь в истолковании истины Откровения". По мнению Собора, эти разногласия касаются отчасти учения об Иисусе Христе и об искуплении, но особенно - Священного Писания и его взаимоотношений с Церковью, подлинного учительства Церкви и ее служений, роли Марии в деле искупления, и отчасти также вопросов нравственности. Последние недавно вышли на первый план и создали определенные проблемы, как в лоне церковных общин Реформы, так и в отношениях между ними и Католической Церковью.

В отличие от того, что происходит в случае Восточной схизмы, в случае церковных общин, порожденных Реформой, мы вынуждены отметить не только вероучительные разногласия, но и иную основополагающую структуру и иной тип Церкви. Реформаторы, пусть даже на разных уровнях, присущих их позициям, видят Церковь как creatura verbi, то есть прежде всего полагают ее основание в Слове Божием, а не в Евхаристии.

Различие еще более обостряется, когда речь заходит о Евхаристии. Как утверждает Собор, церковные Общины, возникшие в результате Реформы, "в особенности из-за отсутствия таинства Священства, не сохранили подлинной и цельной сущности Евхаристической тайны".

С точки зрения евхаристической экклезиологии, различие между Церквами и церковными общинами возникает из-за отсутствия этой евхаристической сущности. Впоследствии Декларация "Dominus lesus" подчеркнула эту разницу на уровне понятий и тем самым вызвала критику со стороны христиан-протестантов. Вероятно, можно было более понятно выразить то, что имелось в виду; и все же, в том, что касается действительного содержания, невозможно закрыть глаза на разногласия в образе понимания Церкви. Протестанты не хотят быть Церковью в том смысле, в каком видит себя таковой Католическая Церковь; они представляют собой иной тип Церкви и поэтому, согласно критерию католической идентичности, не являются Церковью в собственном смысле слова.

По причине существующих различий Собор предостерегает от всякого легкомыслия и неразумного рвения: "Экуменическая деятельность может быть лишь полностью и искренне кафолической, то есть верной истине, принятой от Апостолов и Отцов и согласной с верой, которую Католическая Церковь всегда исповедовала". Однако Собор предостерегает и от полемики. Очень показательно, что слово "диалог" подобно рефрену звучало и повторялось в конце разных разделов этой части Декрета. Это еще раз свидетельствует о новом духе, в котором Собор предполагает преодолевать разногласия.

Quanta est nobisvia?

Декрет стал началом. Как бы то ни было, он получил самые широкие и очень важные отклики как внутри самой Католической Церкви, так и на экуменическом уровне, и глубоко изменил экуменическую ситуацию за последние сорок лет.

Правда и то, что Unitatis Redintegratio оставил многие вопросы без ответа; он подвергся и критике, и дополнительным доработкам. Но проблемы, которые мы встретили, не должны дать нам забыть об обильных плодах, которые он принес. Декрет стал началом необратимого процесса, реальной альтернативы которому нет. Декрет об экуменизме указывает нам путь, которым нам предстоит следовать в 21 веке. Господь хочет, чтобы мы шли этим путем с благоразумием, но и с дерзновением, с терпением, но и с неугасимой надеждой.

В конечном счете, экуменизм – это творчество Духа Святого. Вот почему я хочу закончить словами, завершающими Декрет об экуменизме: «Надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5, 5)

Источник: Еженедельная католическая газета «Свет Евангелия», № 3-5, 6 февраля 2005г.

ttp://www.agnuz.info/tl_files/reading_room/kasper_dekret/