О забытых мистических дарах, использующихся в богослужениях Православной Церкви

В "Толковом Типиконе", составленном в 1910 году профессором Киевской Духовной Академии Скабаллановичем, рассматривается так называемый "дар языков".

Сказанное в Толковом Типиконе (Киев, 1910г.) сводится к следующему. Во времена апостольские, по свидетельству ап.Павла в ходе богослужений христиан Коринфской Церкви, некоторые люди получали откровения, которые излагались с помощью "незнакомого языка". Этот язык, непонятный большинству верующих и не принадлежащий ни к какой этнической группе, понимали немногие высоко нравственные люди и излагали (переводили) остальным. Это искусство назвали трудно переводимым словом "глоссолалия". Апостол Павел сам более всех коринфян обладал этим искусством (1 Кор, 14) и благословлял его развивать, хотя выше него ставил искусство пророчества, то есть когда те же откровения сразу излагались на соответствующем этническом языке для назидания верующих.

Ещё в древности на богослужениях вследствие постепенного обмирщения это искусство было утеряно. Уже во времена Иоанна Златоуста не знали, что это такое. Ныне же только специалисты полемизируют между собой на эту тему, говорят об этом искусстве, им самим недоступном.

Автору этих строк в 1975-1980гг. посчастливилось на практике познакомиться с этим удивительным явлением. В те годы мне посчастливилось находиться под духовным руководством человека, который в совершенстве владел не только искусством говорить на "незнакомых языках", но и толковать¹ их одновременно, что и во времена апостола Павла было редкостью. Об этом я писал ещё в 1991 году в небольшой книге "Повесть об Иоанне, затворнике Старо-Шайговском".

Этот язык затворник (40 лет в полном затворе) символически называл "мордовским" и ценил в верующих очень высоко, хотя никого другого, говорящем на этом "языке", я не встречал. Сам, обладая этим даром, он мог свободно понимать любой этнический язык и даже "говорить" на любом языке, включая (!) язык животных и птиц. С животными и птицами, конечно, это не был разговор в том смысле, в каком мы привыкли его понимать.

По-видимому, этим даром обладали великие наши подвижники, такие как прп.Серафим Саровский, разговаривавший с медведем, и все те, кто прославились контактами с дикими животными (прор.Даниил, прп.Герасим Иорданский, прп.Зосима и др.).Таких много, но поскольку они были людьми не пишущими или мало пишущими, а предмет этот очень труден для понимания и изложения, то он остался невыясненным до сих пор. Между тем нет ничего более важного в богослужении и молитве и нынешняя нехватка харизматиков должна быть когда-нибудь восполнена, ибо Православие должно не столько развиваться, сколько восстанавливать в себе всё забытое и утерянное. И в том нет ничего невозможного.

Понятно, что на этом пути возникает опасность подмены и шарлатанства. Но где такой подмены нет на духовных путях? Прелесть существует всегда, пока существует диавол.

Мой покойный духовник о.Иван, будучи малограмотным мордвином, закончившим всего лишь один класс Церковно-приходской школы, плохо знавший даже русский язык, не читавший в своей жизни ничего, кроме Библии, мог при некотором усилии говорить на всех языках. Но не это было главным. Главным было то, что он знал один язык, можно его назвать внутренним, на котором говорил, возможно, Адам и все люди до Вавилонского смешения. Он продемонстрировал мне, что и мы все "знаем" этот язык, только знание наше глубоко спрятано в нас под слоем страстей и грехов². Однако время от времени, сами того не замечая, мы пользуемся крохами этих знаний, которые называем интуицией.

Это искусство не может быть утеряно окончательно. Наверняка оно существует и на Афоне и в России. Только молитвенники не торопятся открывать своё умение молиться, ибо печальный опыт преследования Григория Паламы, наших имяславцев и вообще сторонников "умной молитвы" говорит им о том, что их не готово понять большинство верующих. То, что достигается большим молитвенным трудом не для всех доступно, особенно для людей внешней словесной культуры, а к ним относится большинство людей пишущих и образованных.

Ещё один штрих: человек, обладающий этим искусством, (а оно всё-таки сводится к молитвенному искусству) может наставлять на обычном языке одновременно неограниченное число людей, каждый из которых получает ответ на свой вопрос, слушая один и тот же ответ.

Подводя итог, можно обобщить написанное таким образом, что глоссолалия - это искусство молиться на богослужениях с большим результатом. Мы должны возвратиться к этому искусству, ибо наша словесная молитва не только не совершенна (хотя ею и назидается ум)³, но и недостаточно соединяет нас с Богом и открывает нам духовные уши, а при изъяснении и уши других людей.

Что можно сказать о том, как подойти к искусству глоссолалии? А всё тоже самое: избавляться от страстей. Как подходят к умной молитве, так подходят и к глоссолалии. Однако вторая является высшей стадией первой.

По существу изложенных в Типиконе догадок могу привести следующие возражения:

1. "Так что слушатели до 15 национальностей слышали из уст апостолов своё родное наречие". Слушатели не могли слышать своё родное наречие, так как оно не звучало, как речь человеческая: просто можно было понять, что говорилось: слышны были бессвязные звуки, а понимание приходило изнутри, независимо от звуков.
2. Сходство глоссолалии с пением и музыкой вряд ли существует. Я думаю, что на самом деле этот внутренний язык требует внутреннего понимания. Наружные звуки могут быть любыми.
3. Апостол Павел отнюдь не противопоставляет языкоговорению пророчество, ибо это одно и тоже. Разница состоит в том, что пророчество есть переведённая без толкователя на этнический язык глоссолалия.
4. Я думаю, что дар глоссолалии не прекратился, как считает автор. Просто при нынешней секуляризации он не востребован, хотя молитвенники им, несомненно, обладают.

В главном же с автором можно согласиться, удивиться и порадоваться: как глубоко ему удалось проникнуть в такое сложное понятие.

Игумен АГАФОН